Лёшкино солнце (СИ)

Поднявшись утром под дребезжание старого будильника, Лёшка, нащупав босыми ногами тапочки, не открывая глаз, поплёлся в ванную. Отца дома не было. Видимо, опять не ночевал дома. Умывшись прохладной водой и наконец проснувшись, Лёшка, прежде чем уйти в школу, заглянул в спальню к маме Рае, сказать ей «доброе утро» и получить инструкции на день – что купить в магазине.

В окно, затянутое по углам инеем и морозным узором, уже брезжил серый рассвет. Тусклый безрадостный свет падал на кровать, где лежала незнакомая высохшая женщина с запавшими глазницами и осунувшимися щёками. Её остекленевший неподвижный взгляд смотрел в неведомые, неподвластные живым дали.

*

Город украшенный переливающимися гирляндами бурлил в предпраздничной суете. А небольшая группа людей сиротливо стояла на заметённом снегом кладбище. Уткнув носы в поднятые воротники и засунув руки подмышки, они пытались укрыться от закручивающейся вокруг них метели и едкого запаха густого дыма, ядовито-чёрными столбами поднимающегося в пасмурное небо от горящих автомобильных шин, которые жгли на соседних участках, чтобы отогреть землю и вырыть новые могилы.

Лёшка стоял, прижавшись к Вите. Впервые за последние три дня он почувствовал тепло и защиту.

Вик приехал перед самыми похоронами. Благодаря полковнику Звонарёву, который не только подсуетился с разрешением на недельный отпуск, но и помог с билетом на самолёт, Виктор как раз успел к отъезжающему на кладбище автобусу. Заскочив в открывшуюся на ходу дверь и ухватившись за поручень, чтобы не упасть на повороте, он оглядел салон. В конце прохода, между прикрученных вдоль окон лавок, стоял гроб, обитый дешёвой красной материей с траурной чёрной оборкой по краям. Мазнув неверящим взглядом по открытому гробу с застывшим восковой куклой телом, Вик кивнул присутствующим и поискал взглядом свободное место, рассеяно скользя по головам, неузнаваемым чужим лицам, и зацепился за тоненькую фигурку мальчика.

Лёшка сидел в ногах деревянного гроба, сцепив в замок руки и зажав их между колен. Какой-то потерянный и словно никому теперь ненужный. У Вика что–то ёкнуло в груди, точно так же, как когда его вызвали к командиру и передали телеграмму о смерти матери. Пробравшись осторожно по салону подпрыгивающего на кочках автобуса, он сел рядом с Лёшкой, который тут же качнулся к нему и вцепился со всей силы в рукав, да так и не отпускал все похороны.

И только когда пришло время прощаться с покойной, Вик с трудом оторвал от себя судорожно сжатые на пятнистой ткани камуфляжной куртки тонкие пальцы и подошёл к гробу. Осторожно убрал снег, что нападал, да так и лежал, не тая, на сложенных на груди руках и белом восковом лице, и поцеловал холодный лоб, закрытый венчиком с молитвой. Последний раз взглянув на когда-то родное, а теперь почти неузнаваемое лицо, Вик вернулся к Лёшке, который так и не решился подойти. Когда все простились, Раю закрыли саваном и опустили крышку. Словно бой похоронного колокола траурно и тоскливо застучали по дереву молотки, заколачивая гвозди. Мужчины, взявшись за верёвки, осторожно стали опускать гроб в могилу.

Лёшка смотрел, как он покачивается на толстых верёвках, словно сказочный хрустальный гроб на цепях. И вдруг подумал: что если открыть его и поцеловать маму Раю, может, тогда она как спящая царевна оживёт и откроет глаза. Но когда мёрзлые комья земли глухо стукнули о крышку, надежда на сказку рассеялась, как чёрный дым высоко в небе. И Лёшка ясно понял, что мамы Раи действительно больше нет и она, как и его родная мама, больше не придёт к нему.

После похорон все вернулись в квартиру. Там посередине зала вместо пушистой ёлки, украшенной разноцветными шарами и праздничной гирляндой, стояли накрытые для поминок столы. Женщины в черных платках и мужчины в темных мятых костюмах, извлечённых по такому случаю из пыльных глубин шкафов, чинно расселись вокруг, тихо переговариваясь между собой. С преувеличенно скорбными лицами выпили за упокой и царствие небесное, закусывая блинами и поминальной кутьёй.

Лёшка молча сидел в углу, между стеной и диваном, под занавешенным Раиной посадской шалью зеркалом, и напряжённо вслушивался в перешёптывания соседок, что черными тенями тихо скользили мимо.

– Ей ведь и сорока не было?

– Да. Сгорела, как свечка.

– Что ж делать? Рак.

К ночи все разошлись, лишь Владимир Иванович с соседом остались на кухне допивать водку и плакаться на тяжёлую судьбу и вдовую жизнь.

Лёшку уже давно, ещё до того как убрали столы, отправили спать в его комнату. Вик решил ночевать в материной спальне. Ему не хотелось никого видеть. Он лежал на застеленной чистым бельём кровати, глядя сухими глазами в потолок. Курил сигарету за сигаретой, пытаясь представить мать живой. Но у него никак не получалось. Слишком долго они не виделись. И за прошедший год – наполненный новыми встречами, потерями, службой и войной – её лицо почти стёрлось из памяти. А женщина, лежащая сегодня в гробу, мало на неё походила.