Десять с лишним лет советское книгоиздание не расширяло список изначально отобранных лесковских текстов, не решаясь даже на небольшие сборники. Лишь столетний юбилей Лескова наконец слегка растормошил издателей и хотя бы отчасти вернул им отвагу. Первый в советской России сборник произведений Лескова вышел в 1931 году в издательстве «Academia»1058
. Издание подготовил Б. М. Эйхенбаум. Здесь же была опубликована и его ставшая впоследствии классической статья «Чрезмерный писатель» – первая в истории советского литературоведения развернутая исследовательская работа, посвященная поэтике лесковской прозы. С фасада статью Эйхенбаума аккуратно заслоняло «правоверное» предисловие литературного критика Л. В. Цырлина.Советские средства массовой информации на круглую дату никак не откликнулись – в отличие от русской эмигрантской прессы, отпраздновавшей юбилей автора «Левши» довольно широко1059
.Шесть лет спустя все та же «Academia» выпустила второй сборник Лескова – «Избранные сочинения»1060
, и понятно, почему именно она: это издательство ставило перед собой не только идеологические, но и эстетические задачи – Лесков с его стилистическими переливами удачно вписывался в такую программу. Но это был совсем небольшой том.Сценическая судьба произведений Лескова складывалась намного счастливее. В 1920—1930-е годы на театральных подмостках шло сразу несколько спектаклей по его текстам.
В 1929 году в Большом театре состоялась премьера оперы «Тупейный художник» на музыку Ивана Шишова. В конце оперы крестьяне поднимали бунт и поджигали усадьбу ненавистного графа Каменского. Возможно, композитор учитывал экранизацию того же рассказа оперным режиссером Александром Ивановским, чей фильм «Комедиантка» (1923) также завершался восстанием крестьян и поджогом барской усадьбы.
Но самой шумной постановкой эпохи нэпа стала «Блоха» Евгения Замятина, превратившего горький лесковский сказ в народную комедию с карикатурным царем, льстивыми генералами, англичанами-хвастунами, озорными туляками и первым из них, славным русским парнем Левшой – мастеровым с гармоникой в руках. В финале этой раешной «Блохи» Левша умирает от побоев городовых, но внезапно воскресает и идет «обожаться» с девкой Машкой – ни ее, ни воскрешения главного героя у Лескова, конечно, нет. Написать «Блоху» по мотивам сказа Замятину предложил режиссер и актер Алексей Дикий, уже поставивший в 1924 году в Первой студии МХАТа лесковского «Расточителя». Замятин откликнулся, и на следующий год Дикий поставил «Блоху», сыграв в ней Платова. Еще год спустя «Блоха» появилась и в Ленинграде, на сцене Большого драматического театра, в постановке Николая Монахова, который также не отказал себе в удовольствии исполнить роль казачьего атамана с «грабоватым носом».
Оформил оба спектакля уже иллюстрировавший Лескова знаменитый художник, книжный график и театральный декоратор Борис Кустодиев1061
, найдя два совсем не похожих художественных решения: красочные ленинградские декорации и костюмы источали веселье1062, московские получились сдержанными, почти сумрачными (правда, и Замятин для ленинградской постановки немного изменил текст, усилив его ироничность)1063.Андрей Николаевич Лесков, видимо, сначала прочитал пьесу, потом посмотрел спектакль Большого драматического театра – и остался недоволен. В письме Эйхенбауму от 4 января 1927 года он сетовал, что под пером Замятина трагический сказ Лескова превратился в «шутку-прибаутку»1064
.До других заметных постановок «Левши» Андрей Николаевич не дожил. Между тем почти все они создавались под явным влиянием балаганной замятинской «Блохи» – очевидно, именно такой перевод задиристого лесковского сказа на театральный язык был сочтен самым удачным.
В 1950 году композитор Борис Александров и либреттист Петр Аболимов создали балет «Левша». Александров, глава знаменитого ансамбля песни и пляски Советской армии, руководство которым принял от отца, автора мелодии гимна СССР, принадлежал к советскому культурному истеблишменту. По долгу службы Александров-сын находился в самом центре официальных торжеств и тонко чувствовал конъюнктуру. Вслед за Замятиным создатели балета подарили Левше возлюбленную, крепостную кружевницу Дуняшу, включили в спектакль массовые сцены с участием «русского народа», усилили коварство иностранцев и, разумеется, сохранили главному герою жизнь. У Замятина воскрес Левша, а у Александрова блоха, подкованная русскими мастерами, ничуть не утратила прыгучести и, пугая иноземцев, резво плясала на сцене. Ирония и в этой интерпретации совершенно исчезла – авторам было гораздо важнее продемонстрировать «талантливость, смекалку, патриотизм русских людей»1065
. Балет получился прямолинейным и не слишком сценичным, и ни один столичный и ленинградский музыкальный театр не торопился принимать его к постановке, на что Б. А. Александров горько сетовал в дневнике1066.