Лесков: Прозёванный гений

На свет являлись новые поэтические направления, складывались новые литературные группы, звучали необычные, ни на что не похожие тексты. По свидетельству Дурылина, в 1912 году уже «никто ничего не говорил и не писал о Лескове», а большое марксовское собрание продавалось на рынке «куда дешевле 11 жиденьких книжечек Куприна»¹⁰⁵⁴. Широкий читатель интересоваться Лесковым перестал. А вот элитарный – напротив.

Лесковская зачарованность русским языком, скрытыми в корнях и акустике слов смыслами оказалась близка авторам русского литературного модерна. Недаром его процитировал в программной статье Дмитрий Мережковский и написала о нем, не скрывая симпатии, Зинаида Гиппиус. Михаил Кузмин видел в прозе Лескова «сокровищницу русской речи, которую нужно бы иметь настольной книгой наравне с словарем Даля»¹⁰⁵⁵. Игорь Северянин во второй половине 1920-х годов посвятил писателю два стихотворения – «Лесков» (1927) и «На закате» (1928), – назвав его «прозеванным гением». Алексей Ремизов, уже в эмиграции, возводил к нему свое «литературное родословие»: «От Лескова апокриф и та теплота сердца, которой обвеяны его рассказы». Проза Бориса Пильняка, Евгения Замятина, Юрия Олеши, Исаака Бабеля и, конечно, Михаила Зощенко взошла на дрожжах языковых экспериментов Лескова и без них была бы другой.

Это зоркое и любовное внимание к Лескову клокотало в пробирках «катакомбных» литературных лабораторий, от широкого читателя скрытых. Чтобы Лескова узнали и полюбили пролетарии, необходимы были массовые тиражи его книг.

И некоторые его тексты всё-таки пробились к широкому читателю. Из 36-томного собрания сочинений советское книгоиздание отфильтровало несколько произведений – те, что можно было счесть «антикрепостническими», протестующими против царского режима: «Тупейного художника», «Левшу», «Леди Макбет Мценского уезда», «Человека на часах», «Очарованного странника». Их и переиздавали – много, часто. Некоторые оформлялись с большим вкусом. Например, в 1922 году петроградское издательство «Аквилон» выпустило «Тупейного художника» с иллюстрациями Мстислава Добужинского, который превратил трагическую историю Лескова в изящный жестокий романс, поместив на обложку книжечки крест, две театральные маски, лиру, окровавленный нож.

На протяжении 1920-х, затем и 1930-х годов брошюрки перечисленных выше лесковских текстов издавались неоднократно¹⁰⁵⁶. В конце некоторых из них читателям предлагалось присылать в редакцию отклики. И читатели, нередко едва обучившиеся грамоте, охотно отзывались: хвалили неведомого автора, задавали вопросы по тексту или простодушно приветствовали писателя Лескова как современника и единомышленника.

Один из таких читательских откликов был обнаружен мной в фонде издательства «Художественная литература» РГАЛИ. Восемнадцатилетний электромонтер Сергей Огурцов написал Лескову очень искреннее письмо (орфография и пунктуация сохранены; скобки, очевидно, заменяют автору зачеркивание):

«21/VI-35, г. Сталиногорск[172]

Тов. Лескову.

Я горячо приветствую Вас и Ваш образ “Тупейный художник”, который произвел серьезное впечатление несмотря на малое число страниц, Вы, как Советский писатель овладели искусством, дали не историю театральных работников, а историю тяжелого, гноившего крепостнова (права) ига, висевшее ярмом на широких массах, многие века. И шли века, подобно черному вихрю; наша Русь затягивалась, заболачивалась всеми породами, которые разрушали своею болезнию облик земли. Больно смотреть на истерзанные лица работников искусства, на ихнюю “тупейность” в революции (главные революционные силы не являются крестьянское население, а рабочий “пролетариат”)»¹⁰⁵⁷.

В конце письма товарищ Огурцов извинялся за «нелепый язык» и объяснял, что писал от всего сердца, которое «кипело злобным гневом» при чтении книги. Признавался он и в том, что «перо его перепахало немало бумаги». Возможно, Лескову писал самостийный литератор или начинающий журналист – на полуграмотном послании и в самом деле лежит печать диковатой литературности.

Путаница в голове электромонтера возникла недаром: пропагандистская советская машина оставила из наследия Лескова ровно то, что могло быть использовано для продвижения ценностей, актуальных в стране победившей пролетарской революции, – и «ересиарх Николай» превратился в «советского писателя».

Одно из первых советских изданий Лескова – «Тупейный художник» с иллюстрациями М. Добужинского. 1922 г.