Мальчики направились к своему тайному убежищу, которое было значительно меньше и укромней, чем
16
Недалеко прошли мальчики. Близко было до означенного места. Буквально сорок малых, но трудных шагов по сильно заросшему подлеску – вот и пришли, добрались до заветного и желанного, заранее загаданного.
Валя наклонился и полез первым в высокий частый орешник, весь заполонённый бурьяном, неведомо как в нём растущим. Он двигался по тропке, кое-как проложенной ими в прошлый раз. Острекался крапивой. Выругался.
Паша и Марат улыбнулись, понимая, что доставило ему неприятности.
– Давай! Вперёд! – предложил Марат Паше, радуясь тому, что тот улыбнулся.
Он хотел добавить: "Я тебя прикрою с тыла", – но передумал, побоявшись насторожить Пашу, понудив его вспомнить недавние страхи: "От кого прикроешь? Что может появиться там, сзади?"
И Паша не растерялся: он сорвал связку больших, тяжёлых орехов и легко нырнул за Валей.
– Марат, ты где? – послышался голос Вали.
– Иду, – отозвался Марат и последовал примеру товарищей.
Орешник был со стволами в руку толщиной. Его повсюду плотно оплетала вьюн-трава, украсившая себя бело-розовыми цветками. Земля в центре была свободной от каких-либо растений – ни одна травинка не покусилась на эту вздувшуюся бугром, почему-то рыхлую, жирную чёрную землю. Вокруг этой проплешины росло девять толстенных берёз с потрескавшейся грубой корой. Берёзы росли так близко друг к другу, жались так тесно, что их тонкие поникшие веточки с маленькими зелёными листочками окончательно перепутались от постоянной толкотни-борьбы за свободное пространство. От этого под их кронами было ещё темнее, а значит – уютнее.
Кроны могучих берёз были так плотны, а орешник был так широк и част, что мальчики оказались в сверхнадёжной изоляции от внешней среды, добровольно загнав себя в клетку.
Мальчики деловито осмотрели свои владения.
– Надо притоптать землю, – начал распоряжаться Марат, – и натащить травы с ветками, чтобы можно было сидеть и лежать на них, да и станет теплее, суше. А ещё надо принести какие-нибудь брёвна или даже приволочь пней, если найдём, и покрасивее – станут скамейками, стульями и столами. – Марат строил планы. Марат не узнавал себя. Он, сам того не желая, завладел привилегией Паши.
Но Паша не отставал от него, – он и не думал так легко отказываться от своего права, принадлежащего ему, как зачинщику и первооткрывателю.
– Да, это будет хорошо, – сказал Паша. – Только надо ещё по кругу, прямо в стволах орешника, сплести стену. Сделаем её из прутьев и жердей. И увешаем их сучьями и травой. Тогда станет совсем хорошо.
– А крыша? – спросил Валя и начал усердно утаптывать землю.
– Крыша? – переспросил Паша. – А что крыша? Смотри, какие частые ветки – это уже готовая крыша. Я не вижу даже самого маленького клочка неба.
Валя задрал голову.
– Нет, вон, немного проглядывает, – сказал он. – С моего места видно.
– Да это пустяки! – Паша жаждал сиюминутной деятельности. – Потом… потом разберёмся, успеем!
– Было бы неплохо устроить костёр, – заметил Марат.
– Это точно, – сказал Валя.
– Оставим для него место. Будет костёр! – заверил Паша.
– А ничего не загорится? – спросил Марат.
– Не должно… вроде далеко… смотри, как много места! – Паша повёл рукой по кругу.
И надо сказать, что места действительно было предостаточно: в окружности выходило никак не меньше пяти метров, а то и больше.
– Можно сделать перегородки, чтобы было как отдельные комнаты, а в них – лежанки, и – спать! – осенило Марата, который неожиданно почувствовал усталость.
– Угу, – одобрил Паша и вдруг чихнул.
Друзья только теперь вспомнили, что Паша болен.
Валя стал серьёзным и спросил:
– Как ты?
– Ничего, – ответил Паша. – У меня уже совсем всё прошло. Честное слово! Я просто так чихнул. Нельзя, что ли? – Паша шмыгнул носом, стараясь подобрать жидкие сопельки, потёкшие струйкой.
17
Ночью беспрестанно надрывал глотку бестолковый петух.
Он буйствовал в кромешном мраке.
Он, вдруг появляясь, потрясал багряным гребнем, яростно колотил крыльями и, налетая сзади, бил клювом по темечку.
Воздух закручивало вихрями.
Кружились перья.
И петух снова горланил!
Сотрясаясь от звонких ударов домашней птицы, Марат ворочался с боку на бок, комкая мокрую от пота постель, стонал и неразборчиво бормотал.
Его бабушка, Авдотья Лукинична, выпив массу всевозможных таблеток – сразу ото всех имеющихся у неё недомоганий, – крепко спала. Стоны внука и постоянный скрип сетки его кровати не нарушали её ночного покоя.
– Хи! Хи-хи… хи-хи-хи… – нежным колокольчиком звучал смех игривой лесной девы, проворно перебегающей, прячась, от дерева к дереву.