Лесная Фея

– Так вот, значит, – начала Марья Тимофеевна. – Когда я пришла, девушка сидела на кровати, забившись в угол. Вид у неё был совершенно безумный. Вся растрёпанная, потная, красная. Дышит часто. К себе никого не подпускает – сразу в истерику кидается: кричит, визжит, отодвигается да подбирает под себя ноги и укрывает их подолом. Насилу уложили. Как я поняла из её неразберихи, за ней кто-то ломился – там, в лесу. И она от него никак не могла убежать. Шибко бежала. Далеко, долго бежала. Прямо до дома. Вера за ней едва поспевала. И говорит, что никого не видела.

– Кто, Вера? – уточнил Залежный.

– Да. Она говорит, что в лесу никого рядом, ни с собой, ни с Люсей не видела. Не было там никого. Люди, конечно, по лесу ходили, да всё далеко.

– Понимаю.

– А близко – никого.

– Ну, может, это произошло раньше? Они же, наверное, друг дружку не всегда видели?

– Да, не всегда. Извините, Кирилл Мефодьевич, за подробности… Люся, – Марья Тимофеевна заговорила совсем тихо, – Люся отошла в кусты… ну, по нужде.

– Угу.

– И вот после этого-то всё и началось. Видела её Вера потом уже далеко впереди, пробирающейся изо всех сил напрямик, через заросли, не разбирая дороги, кричащей и всё оглядывающейся, будто за ней кто-то гонится. Но Вера никого не видела. И Вера побежала за подругой, думая, что всё же где-то там кто-то может быть, только она его пока не видит… или что-то произошло с Люсей – чего-то или кого-то она сильно испугалась, и надо её догнать, чтобы успокоить, помочь… уж больно она дико и рьяно бежала, да вдобавок кричала. Потом Люся стала шарахаться и отмахиваться. И – визжать. И всё призывала прийти к ней на выручку Веру, от неё отставшую.

– Значит, за ней кто-то бежал, и даже догнал её!

– Но Вера-то никого не видела! Вот в чём дело-то!

– Но это же лес! В двух шагах медведя можно не заметить.

– Не знаю… Может, девчонке просто что-то пригрезилось – вот и всё.

– Ну, такое – оно не привидится. Наверняка, что-то да было, а вернее – кто-то.

– Например, гадюка.

– Что?

– Внезначай увидела гадюку, когда отошла в сторонку. И ошалела, от неожиданности.

– Возможно. Хотя… девка-то она деревенская, зачем ей улепётывать от гадюк?

– Укусила.

– А вы смотрели повреждения?

– Ничего нет. Только царапины.

– Вот видите. Да и как же тогда понимать, что сперва, ополоумев, она чесала напропалую, а после стала шарахаться и отмахиваться. Что же, получается, что гадюка её догнала?

– Это и непонятно. Поэтому я и говорю, что это – не мой профиль. Тут я бессильна. Это надо обращаться к психиатру. Я только предположила про гадюку. Ведь должно же быть разумное объяснение.

– Да… какие-то неясности. Вера никого не видит, а Люся отмахивается… м-да уж…

– Вот видите!

– И что же ещё говорила эта Люся? – спросил участковый, размышляя, надо ли возбуждать дело… ведь подобное в рапортах лучше не писать, да и для всех будет сплошная польза, если прикинуться, будто вообще ничего не произошло.

– Говорила, насколько я разобрала, что ею хотели воспользоваться.

– Как это?.. Кто?

– Не сказала, но бормотала, что он вроде как был то тут, то там, то спереди – всюду!

– К-х… кх-кх… Надо же! Что делается, а? Как же это?.. Вообще-то, чего только не встретишь на белом свете. Но, думаю, что всё это – последствия какого-то действительно пережитого сильного потрясения. Наверное, на неё кто-то выскочил или вдруг вышел из зарослей, когда она отлучилась по делам. Она и испугалась. А после ей всё чудилось, что он её догоняет, и что наконец догнал.

– Наверное.

– Но мне вот что не понятно, зачем настолько-то пугаться? Чего так нестись и визжать? Тем более рядом была Вера. Он, если это мужик – да и кому ещё быть? – он, небось, её визга испугался не меньше, чем она его появления, так что его след простыл сразу же!

– Она ещё девушка, – сказала как-то виновато Марья Тимофеевна.

– У неё никогда не было мужчины? – удивился Залежный. – Тогда понятно. Честь бережёт! Похвально.

– Зачем же вы шутите, Кирилл Мефодьевич?

– Уж какие тут шутки! Наголодалась девка. А при таких делах померещиться может всякое… даже кусты оживут.

– Марья Тимофеевна! – подходя к ним, обратился водитель "Скорой". – Нам пора ехать. – И добавил: – Если вы, конечно, закончили.

– Да-да, Миша! Я всё, сейчас иду.

Миша без стеснения сорвал пяток переспелых вишен с дерева в огороде и вышел за калитку, возвращаясь к машине.

– Да! – заговорил Залежный. – Зачем я, собственно, сюда подъехал. Я, собственно, был у Крушинина. Он вернулся спустя три дня…

– Вы говорили, – прервала его докторша.

– Да. Вот. Он пришёл весь в ушибах и порезах. Он очень утомлён. Думаю, что за все три дня ему не довелось ни разу нормально поспать. И, возможно, он толком ничего не ел. Вот.

– Слушаю.

– Он спит. Я не стал его тревожить. Он спит как убитый – ни на что не реагирует.

– Пожалуй, правильно.

– Да, кх-кх… Мне всё же придётся его допросить… потом, и, если с ним случилось что-то серьёзное… может, где-то там кто-то его ударил, и от этого он оказался в беспамятном состоянии, и так вот бродил по лесу, пока не пришёл в себя, и наконец отыскал дорогу к дому…

– Угу… мне заехать? Посмотреть его?