– Это был он, – убеждённо произнёс Игнатюк, – Ерёменко! – Повёл головой в сторону, словно бы хотел отогнать от себя услышанное, лицо у него сделалось бледным, восковым, будто не Ерёменко, а сам Игнатюк подорвал себя гранатой, он отступил от учительницы на несколько шагов, вгляделся в темноту и сказал: – Ну всё-ё… Теперь с меня начальник разведки шкуру спустит, скажет – не уберёг…
– Но вы-то тут при чём?
– У нас всегда кто-нибудь при чём оказывается: жизнь такая. Даже если не виноват. – Игнатюк поморщился: не то он говорит, речь не о том ведёт. Это всё от растерянности, от того, что горько на душе. Уж лучше бы он сам погиб. Пробормотал печально и сконфуженно: – Простите меня. Что-то не о том я талдычу.
Через десять минут он ушёл из райцентра, унося с собою те сведения, которые несколько часов назад унёс и Ерёменко, только уходил Игнатюк из Росстани другими тропами, не теми, которыми двигался его погибший напарник, и через полтора часа уже находился у заветного дупла-схоронки, забрал оттуда автоматы – свой и Ерёменко – и растворился в ночи…
Идти ночью по лесу – штука непростая, голову себе свернуть можно в два счёта: хрясь на ходу лбом в какой-нибудь сук, и полчерепа нету. Особенно если, опасаясь погони и выстрелов в спину, будешь спешить, а уж насчёт того, чтобы глаза себе выстебать какой-нибудь жёсткой веткой, тут и вопросов нет, запросто можно стать незрячим… Поэтому Игнатюк прошёл по лесу километра полтора, остановился в густоте ёлок – деревья стояли там так плотно, что снега на земле почти не было, земля была покрыта мягким хвойным настилом, ковёр, и только, жаль, что ковром этим накрыться нельзя, лежать на нём можно, а накрыться нет, – выбрал место поудобнее и улёгся на нём, прижался спиной к стволу старой ели, подтянул к подбородку ноги в катанках, в изголовье положил два автомата, свой и Ерёменко, и уснул.
Славный сон снился рыжему Игнатюку, он даже рот довольно приоткрыл, сладкую слюну пустил себе на воротник – видел собственное детство, розовое, безмятежное, деда своего видел, бородатого, с добрыми морщинками вокруг глаз дедушку Мишу, улыбающегося так широко, что были видны даже белесые сработавшиеся дёсны, зубов у деда не было уже давно, остались только дёсны, и он дёснами этими крепкими умел крушить даже сухари. Дед подбрасывал маленького Серёжку к темному потолку избы, вскрикивал азартно, и Игнатюк вместе с ним вскрикивал боязливо и одновременно счастливо, летая вверх-вниз, потом дедушка Миша прижал его к себе, и Игнатюку сделалось тепло-тепло, никогда ранее так тепло не было.
Он затих, и дедушка затих со скорбным вздохом – хорошо обоим было. А потом дед поставил его на пол, что-то произнёс, и Игнатюку стало очень тревожно, он почувствовал опасность. Огляделся – дедушки не было, исчез он, а вот тепло от общения с ним осталось, только радостное, светлое ощущение это из него очень стремительно выталкивала тревога…
И вот уже и свет пропал, и зоревые радостные краски – ничего не стало.
Игнатюк открыл глаза. Было холодно, неподалёку стеклисто похрустывал снег, недобрая темнота гнездилась под ёлками.
Вдруг в темноте возник одинокий огонёк, угас на несколько мгновений и возник снова, уже сильный, яркий, спаренный, недалеко от него образовались два новых огонька, сдвинулись в сторону… Игнатюк протёр глаза – что за чертовщина? Через несколько мгновений возникло ещё с полдесятка спаренных огоньков. Огоньки заметались, заюлили по пространству, они то разгорались ярко, зловеще, то угасали, словно бы при перемещениях теряли свою силу, казалось, что они вообще должны были пропасть, но навязчивые огоньки эти не пропадали… И только сейчас Игнатюк понял: это волки.
Он посильнее притиснулся к стволу дерева – движущиеся огоньки привели его в состояние растерянности, такое состояние, что Игнатюк даже про оружие позабыл…
Да и волки, видать, оголодали сильно, раз решили окружить человека с оружием. Обычно они чувствуют оружие издали и на человека со стволом стараются не нападать, обходят стороной, а здесь желудки, прилипшие к хребтам, придали им смелости и погнали на «венца природы».
Но Игнатюк об оружии по-прежнему не думал, пока не дошло до него, приподнялся на локте и махнул на огоньки рукой:
– Кыш!
Огоньки завращались в темноте ускоренно, закрутились хороводом, сделались ярче, увеличились в размерах – волки решили приблизиться к человеку. Игнатюк ещё плотнее притиснулся спиной к стволу. Неожиданно ему показалось, что у него с головы свалилась шапка, он потерял её… Как же так, без шапки он никак не может. Игнатюк зашарил вокруг себя, захлопал ладонями по палой хвое, по настилу и через несколько мгновений наткнулся на автомат.