Лесная кровь (СИ)

   Метель утихла, светлое утро поднимается над нашим краем. Спит на лавке в штабной избе насквозь промёрзший Офонь, сменившийся с караула. За столом дремлет вполглаза майор, в любую минуту ожидая вестей, что противник подходит -- а вдруг в самом деле подойдёт? Мается от духоты и лихорадки ефрейтор Сысоев -- как удаётся задремать, тут же кажется, что громадный немец лезет на него с пулемётом наперевес... Плачет Маша, спрятавшись в сенях избы-лазарета, чтобы не будить уставших санитарок, -- Тармо лежит внутри, раненый осколками мины, а Маша изводится: всё ли она сделала, что смогла? Не ошиблась ли? И поможет ли? Ильма находит её в тёмных сенях, обнимает, укрывает своим тупулчиком -- не хватало ещё простудить доктора... Завтра второе марта -- с этого времени в нашем краю принято ждать весны.

   Разучился Офонь спать ночами: ночи теперь длинные, весенние, и все ночи напролёт поют над чудинским убежищем лесные птички. Варакушка -- северный соловей -- выговариает на берёзе: "Ооой! Ооой! Чичичи! Буль-буль!" Днями в лесу уже бывает жарко, комары, громадные, с пятак, налетают из болота и гудят над ухом, как "мессеры". Днём шумно, кругом суета, хотя убежище давно уже в тылу, и здесь даже не слышно артиллерии, когда идёт наступление. А ночами никто Офоню не мешает думать. Думается тревожное: скоро война кончится, а что потом делать? Офонь теперь один, сам по себе. Всё чаще приходит ему мысль, что вернуться домой, конечно, хорошо, да только школа там -- пятилетка, а Панюшин сказал: Офоню нужно учиться дальше, ему в мае тринадцать лет. Где учиться, куда ехать? Этого он ещё не знает. Вот вернётся Панюшин в штаб -- может, выкроит минутку поговорить с бойцом Щегловым? Такую вот трудную задачу надо решить.

   Офонь теперь ординарец подполковника Панюшина; обычно командир всюду берёт его с собой, но в этот раз не взял -- уехать пришлось спешно, а Офонь ушёл с поручением к партизанам Кауко. Там ему и велели дожидаться командира. Получилось вроде отпуска, и как же это хорошо -- со всеми повидаться!

   Тармо уже ходит, хотя и плохо: колено не гнётся. Офонь вырезал ему тросточку из черёмухи под чудинский высоченный рост, и теперь Маша гуляет с ним вокруг убежища по долине речки, не залезая на увалы. Кауко часто теперь задумывется, глядя сыну вслед: что станет, когда доктор Маша уедет назад в город?

   Ильму посылают в училище в Петрозаводск, закончит -- станет медсестрой, потом будет поступать в институт, Маша ей всё подробно про учёбу рассказывает. Долго придётся учиться, но Ильма на всё готова -- когда войны не будет, она станет мирным врачом...

   Поздно ночью, когда на севере тлеет бледная зелёная заря и варакушка выводит своё "оооой!", Ильма подходит неслышно к Офоню, сидящему на кривой берёзе над входом в убежище. Офонь подвигается; с Ильмой ему совсем легко, как с сестрёнкой, а то со взрослыми не очень-то поговоришь, все кругом заняты. Когда Панюшина нет, в иной день кроме "здрасьте -- до свидания" ни с кем и словом не перекинешься...

   - Как думаешь, -- говорит чудинка, -- если я уеду в город, я потом смогу вернуться?

   Офонь не понимает:

   - А кто ж тебе не даст? Приежешь настоящим доктором, будешь чудинов лечить...

   - Да я не то, -- качает головой Ильма. -- В городе поживу, привыкну к городской жизни, а вернусь в лес -- узнаю его? Или перестану быть здешней? Ну, понимаешь ты? -- не могу лучше объяснить!

   - Понял, -- кивает теперь Офонь. -- Я, знаешь, города-то сам не видел, какая там жизнь -- только в кино показывали. Но я так думаю, ты не забудешь. Это ж всё равно что душу вынуть... эх, тоже не могу объяснить!

   Но Ильма соглашается, склоняет голову Офоню на плечо, и он не шевелится, чтобы ей не мешать.

   - А ты тоже поедешь в город? -- спрашивает она.

   - Поеду. Но я не туда, я в Ленинград, к подполковнику. Пойду в военное училище.

   - Так война же кончилась! Зачем тебе военное?

   - Там же не войне учат, -- улыбается Офонь. -- Стану инженером... или разведчиком, буду служить на границе, чтобы опять кто-нибудь не полез... -- Когда сам сказал про военное училище, вдруг понимает Офонь, что сказал именно то, что на душе было, чего в самом деле хочется. Ничего не надо придумывать -- он, оказывается, всё сам уже решил. Вот тебе и задача!

   - Деда моего наградили посмертно, -- говорит он, помолчав. Ильма так уютно сидит рядом, что не хочется пока говорить больше про отъезд и далёкий город Ленинград. -- Пойдём?