Лесная невеста

Дивина болтала с детьми, а Зимобор молча сидел рядом и глядел на закат. Сегодня Зорень заговорил об отъезде. Доморад уже значительно окреп, и его сыну хотелось поскорее уехать, раз уж здесь творились нехорошие дела. Пользуясь вынужденной остановкой, он каждый день водил людей на охоту, ловил рыбу, запасаясь едой в дорогу, чтобы потом можно было, не останавливаясь, ехать до самого Полотеска. Доморад, не привыкший долго отдыхать, уже чувствовал себя в силах двигаться дальше. Но Купала уже совсем скоро, а встречать величайший летний праздник в пути, где-нибудь в лесу, неправильно и неосторожно, и в конце концов Зорень поддался уговорам обождать.

Однако до Купалы оставались считаные дни, а уже следующее утро уведет их отсюда. Зимобор знал, что вот-вот уедет и навсегда, скорее всего, расстанется с Дивиной, но не мог в это поверить. Она сидела рядом, он иногда касался ее плечом, слышал ее голос, и эта девушка казалась ему, как ни странно, самым близким существом на свете. Она была красивой, но не в этом дело. Между ними была какая-то внутренняя общность, и он точно знал, что, даже если объедет еще сорок городов, ни в одном не найдет другой такой девушки. Он, сын и наследник рода Твердичей, рано или поздно будет смолянским князем – это его судьба. А она – дочь зелейницы из дальнего городка. Зимобор усмехнулся: если бы, допустим, он мог сейчас привести ее в Смолянск и объявить своей женой, княгиня Дубравка непременно вспомнила бы яблоню и яблочко – от какой матери Зимобор сам родился, такую и жену себе выбрал. Наверное, и правда кровь сказывается.

Вот только вести ее ему было некуда, поскольку его собственные замыслы на будущее отличались полной неопределенностью. Болтаясь между небом и землей, не стоит обзаводиться женой, кто бы она ни была. Да и не пойдет Дивина с ним. Ее место здесь, в Радогоще. Она не из тех, кого можно соблазнить сытой жизнью на княжьем дворе, богатством и почетом. Она собирается остаться тут, занять со временем место своей матери и вообще не выходить замуж. А сам он принадлежит Младине, которая запретила ему любить земных девушек.

То есть никакого общего будущего у них не просматривалось. Но почему-то сейчас, когда Зимобор сидел рядом с Дивиной на крыльце, слушал ее голос и слегка касался ее плечом, на душе у него было так светло и спокойно, как будто им предстояло быть вместе до самой смерти и это обещало ему вечное счастье.

– А откуда звери в лесу берутся? – приставала к Дивине любопытная Каплюшка. – Их Лес Праведный делает?

– Бывает, что приходит туча с полуночной стороны, а из той тучи падают маленькие бельчата, будто только что родились, и расходятся по земле, – рассказывала Дивина, и, хотя Зимобор знал, что это сказка, хотелось верить, как в самую истинную быль. – А бывает другая туча, из нее падают оленята маленькие, и расходятся по земле, и вырастают… Ну ладно, завтра дальше расскажу! – Она встала. – Домой бегите, мать заждалась.

– Ну-у, сегодня! – начала было канючить Каплюшка, но заметила, что уже совсем темно, и испугалась: им и правда давно пора домой. – Я скажу, что мы тебе помогали, хорошо? А то заругают!

– Бегите! Вон, похоже, уже ищут вас!

Дети притихли, прислушиваясь. В дальнем конце улицы, возле колодца и края леса, вроде бы раздавались шаги, голоса…

– Это что за гулянка? – Зимобор бросил на Дивину удивленный взгляд: близость опасных соседей не располагала к ночным прогулкам, хотя на дворе был самый подходящий для этого месяц – купалич.

Но Дивина знаком велела ему молчать.

Через два или три двора от них постучали в чьи-то ворота, и в ночной тишине, в теплом неподвижном воздухе был отчетливо слышен каждый звук, даже полузвук.

– Эй, сосед! – звал из-за тына незнакомый женский голос. – Ранило! А, Ранило! Выгляни-ка, голубчик!

– Белкина отца зовут! – сказала Каплюшка.

– На ночь глядя-то он кому понадобился? – удивился Пестряйка и тут же нетерпеливо дернул сестру за косу. – Ну, пойдем!

– Чего он дергается! – тут же заныла девочка, ухватив в кулак основание косы, чтобы было не больно, когда тянут. – Дивина! Скажи ему!

На улице снова раздался стук: теперь стучали в ворота к бабке Перепечихе, жившей с невесткой и тремя внуками.

– Златица, душенька! – позвал мужской голос. – Покажись-ка, выгляни! Выгляни, красавица! Погуляем с тобой!

Дивина тихо ахнула. Зимобор обернулся к ней. И тут же в их ворота постучали, и от стука этого содрогнулся тын.

– Дивина, красавица! – позвал веселый голос молодого парня. – Что спряталась! Выходи, погуляем! Здесь ли ты? Или спишь? Ну, отзовись! Дивина!

Зимобор с недоумением посмотрел на Дивину: за проведенные в Радогоще дни он не видел ни одного парня, который так разговаривал бы с ней. И вид Дивины его поразил: она выпрямилась и обеими руками зажимала себе рот, словно удерживая крик, и ее глаза при свете луны казались черными.

По всей улице раздавался стук в ворота, голоса мужчин и женщин наперебой звали хозяев, уговаривали откликнуться. В ночной тишине эти нарочито веселые голоса звучали странно и пугающе; они двигались от леса к воротам городка.