Что-то такое она вроде бы слышала, что в автомобилях есть аэрбег, подушка безопасности. Но разве она помещается сбоку от водителя, а не спереди? Значит, помещается какая-нибудь. И разве она может сработать не при ускорении, не при ударе? Вроде нет. Или да? Значит, да, если сработала! Какой-нибудь там пиропатрон (кажись, это такая штука, которая и заставляет аэрбег срабатывать) оказался неисправен и слишком рано отрапортовал: «Всегда готов!»
Пиропатрон-то пиропатрон… Но вот кому будет предъявлять претензии хозяин «Лексуса»?! А вдруг он к Алене привяжется?! Не хватало ей еще одной разборки! Нет, конечно, она тут совершенно ни при чем. Или все же при чем? Само собой, все опять произошло согласно третьему закону Ньютона: как Алене аукнулось, так напавшему на нее кретину и откликнулось. Но станет ли хозяин автомобиля вникать в такие тонкости? Не возжаждет ли он отмщения и не направит ли его на самый ближний объект – растерявшуюся писательницу?
Алена вскочила и, забыв про боль в изрядно-таки отшибленной попе, кинулась наутек. Больше всего на свете ей хотелось сейчас оказаться в троллейбусе или маршрутке, которая увозила бы ее из этого криминального района… Честно говоря, она даже забыла про свое расследование, про то, зачем тут вообще оказалась. Вполне может быть, она вспомнила бы про НиНоЛито только дома, однако, оказавшись снова на проспекте Маршала и ринувшись к остановке, боковым зрением отметила мельтешенье огней на фасаде какого-то дома, повернула голову – да так и ахнула: прямо перед ней переливались разноцветные буквы на вывеске с надписью: «Ночной клуб «Бумс-Раунд».
Итак, сакраментальное утверждение о том, что, кто ищет, тот всегда найдет, оказалось истиной и на этот раз!
Ну что ж, придется туда зайти. Иначе получится в точном соответствии с пословицей: пошли по шерсть – вернулись бриты.
Возвращаться бритой не хотелось, и Алена, постаравшись унять все еще сотрясавшую ее нервную дрожь, вошла в «Бумс-Раунд».
1985 год
Потом Наденька Егорова вспоминала, что она сразу же подумала: «С этим беды не оберешься…» Да, именно такая мысль промелькнула, хотя оснований для нее будто бы и не было и вообще Наденька видела этого человека впервые в жизни. Но если уж совсем честно, то «беды не оберешься» относилось вовсе не к тому, чем потом обернулась вся эта история. Не было вроде в парне ничего особенного: круглое румяное лицо, ласковые светлые глаза, белобрысые кучерявые бачки, но вот на таких-то ласковеньких да кучерявеньких и ловилась всю жизнь Наденька. И всякий раз после очередной драмы Наденька, плачась на свою горькую судьбину товаркам по станционному комбинату общественного питания, а проще сказать, таким же, как она, официанткам «вагреста», клялась, что отныне только того удостоит своим вниманием, кто на руках ее носить будет. Это оказалось бы затруднительным для любого, кроме чемпиона мира по поднятию тяжестей, а главное, таков был склад ее характера, что на руках носить должна была непременно она сама.
Короче, подала Наденька белобрысенькому шницель с жареной картошкой – с последней, чуть ли не с поскребышами, поскольку дело шло к закрытию и, кто хотел, давно отужинал, но опять же – остатки сладки. Салат подала и компот, а потом еще два бутерброда с голландским сыром. Попросил сигарет – принесла. И так парень на нее поглядывал – не то нерешительно, не то с затаенной надеждой, – что Наденька и счета проверять прямо в зале, в уголочке, пристроилась, а потом затеяла скатерти перетряхивать да перестилать, воду в вазочках менять, хотя и скатерти, и вода, и ромашки в вазочках были свежие. Так вот и суетилась Наденька, красуясь перед кучерявеньким, пока тот не подозвал ее и не попросил «хотя бы граммов сто пятьдесят».
Наденька сделала большие глаза. Откуда он свалился, такой наивный? Говорит невесть что, прямо-таки древнегреческий человек!
– Нельзя, – убедительно сказала она. – Никак нельзя! Теперь ничего у нас нету. Запрещено же. Злоупотребление алкоголем убивает народ России и его будущее, ты что, не читал в газетах?! Так Горбачев говорил.
Парень с надрывным вздохом достал бумажник – рассчитываться. Наденька обратила внимание, что деньги запиханы как попало, скомканы вместе рублевки и полусотенные. Туда же небрежно засунута мелочь. «Не жадина!» – автоматически сделался благоприятный для парня вывод, и сердце Наденьки податливо обмякло.
Конечно, мелочь эта раскатилась и по столу, и по полу. Конечно, Наденька и пассажир полезли ее собирать. Конечно, он поглядывал на ее круглые колени, а она, когда поезд потряхивало, словно невзначай натыкалась грудью на его плечо.
Ну, собрали копеечки. Выбрались из-под стола вроде бы уже не совсем чужие. Наденька одернула юбку на крутых бедрах, ожидающе посмотрела в светлые глаза. Он шевельнул губами, словно хотел о чем-то спросить. Наденькин взор заволокло дымкой.
– Девушка… – нерешительно начал парень. – Вы… Вам… Вазочку хрустальную купить не хотите? А? Недорого…