Лесная нимфа

– Ничь така мисячна, зоряна, ясная, выдно, хочь голки сбырай, – пел Аркадий Леонидович снова и снова, будто пластинка, на которой игла проигрывателя все время перескакивает на одни и те же дорожки.

Нина Федоровна отворила дверь. Девица! Давно не было их средь бела дня. Ну и вид у нее – будто в горничные пришла наниматься.

– Н-ну? – разлепила Нина Федоровна узкую щель между губами, чтобы растаявший жирный крем не потек со щек.

– Здравствуйте, – робко сказала девушка, поднимая на Нину Федоровну зеленовато-карие глаза. – Леша дома? – с запинкой спросила она, и глаза ее заплыли мимолетными слезами, а на скулах выступили красные пятна.

– Леша? А что такое? Вы кто?

– Я его же… то есть невеста…

Конечно, это было нечто! Но и не бог весть что. Исподволь Нина Федоровна уже готовила себя к такой ситуации. Рано или поздно одна из этих многочисленных девиц должна была возомнить о себе. Странно, что назвала имя не старшего, а младшего сына, но… Ответ у Нины Федоровны был уже готов. Жаль, конечно, что красный гимнастический купальник, полосатые гетры и перехваченные волосы – не совсем подходящее оформление для этих слов…

На лестнице послышались шаги. Высокая молодая женщина в платье цвета брусники подошла к их двери, Нина Федоровна наметанным взглядом отметила модный фасон платья, подумала было: «А что, если эта – тоже невеста?» Впрочем, «эта» была постарше: около тридцати. Но она тоже пришла к ним. Однако на Нину Федоровну она поначалу не обратила никакого внимания, а удивленно посмотрела на девушку:

– Таня? Как вы здесь? Откуда вы знаете этот адрес?

– В адресном бюро взяла, – буркнула девушка.

– Так, значит… – начала было молодая женщина, но Нина Федоровна наконец вскричала:

– Да в чем дело?

– Я из милиции. – Молодая женщина вынула из плетеной сумки красную книжечку. – Следователь Наталья Родинцева. Извините, пришлось потревожить в выходной. Где ваш сын?

– Спит, – вымолвила Нина Федоровна.

– Спит?! – разом воскликнули и Родинцева, и Татьяна, но интонации их были различны: у одной – недоверчивость, у другой – обида.

– Да, а что, собственно…

– Разбудите, – не то попросила, не то приказала Родинцева.

– Миша! – взвизгнула Нина Федоровна, но тут же схватилась за щеки – забыла про крем.

– Миша? Почему Миша? – удивленно спросила девушка.

Мишка появился сразу: то ли истерические интонации матери подействовали, то ли проснулся еще до этого. Дальнейшие реплики следовали одна за другой так быстро, что Нина Федоровна не успевала уловить, кто что произносит:

– А где Леша? Вы его брат?

– Да, он поехал на рыбалку.

– Как? Леша уехал?

– У вас есть брат?

– Он же говорил, что мы сегодня пойдем подавать заявление!

– Впрочем, вспоминаю. Тогда вы упоминали о нем. Миша, дело очень серьезное. Как к вам в дом попал зонтик, который потом был украден? Помните?

– Какое еще заявление? Сдурела? Ох, извините, я не вам. Зонтик… тут я просто функционер, как любит говорить мой брат: увидел, убрал. В смысле, на полку положил. Видно, брат его перепутал где-то, вот и притащил. Помню, он тогда пришел подпитый, а рукоятка зонта в ржавчине или в крови, что ли. Наверное, подрались.

– Леша разве выпивает?

– Рукоятка в ржавчине? Или в крови?..

– А кто сейчас не выпивает!

– Когда это было?

– Не помню. Давно. В мае? Не помню.

– И что дальше, Миша?

– Да ничего, забросил я этот зонт на полку, чтобы глаза не мозолил, и все.

– Когда вернется Леша?

– Но кровь, кровь! Вас это не обеспокоило?

– Скажите, когда вернется Леша?

– Да не суетись ты тут! Заявление… я не могу! А почему это должно было меня обеспокоить? Ну сунул кому-то в морду, ну и что? У брата своя жизнь, у меня своя. За него пусть мать беспокоится. И эта вон… – Он кивнул на Таню.

Наталья посмотрела на Нину Федоровну, которая тем временем, повернувшись украдкой к зеркалу, вколачивала крем в проклятые складки у рта, потом оглянулась и тихо оказала:

– Таня, ты слышала? Таня… Ты понимаешь?

У Татьяны глаза повлажнели, и вдруг зябко, страшно сделалось ей, она даже невольно обхватила себя за плечи.

– Неужели это стоит, Таня… стоит твоей души?

Наталья начала медленно спускаться по лестнице. На повороте обернулась к Нине Федоровне, которая стояла у открытой двери:

– В понедельник, к девяти утра, жду вас в отделении сельского района. Это на Сортировке. Одиннадцатый кабинет. И вашего сына прошу прийти.

– А я? – тихо спросила Таня.

Ей никто не ответил, Нина Федоровна, не глядя на нее, закрыла дверь, и последнее, что услышала Таня, было доносящееся из кладовки-лаборатории самозабвенное, сосредоточенное пение:

– Выйды, коханая, працэю зморэна, хоть на хвылыночку в гай!..

Наши дни

Лидок и впрямь оказался девушкой, вернее, молодой женщиной. Она, ничуть не смущаясь, сообщала всем свой возраст – 32 года, а также не скрывала имени и фамилии: Лидия Дуглас.

– Экая неожиданная фамилия! – удивилась Алена. – Откуда она взялась только? Прародитель у нее был шотландец какой-то, что ли?

– Я знал одного Дугласа, который был не шотландец, а цыган, – мрачно сказал Анненский. – Он спас мне жизнь и изменил всю мою судьбу.

– Почему вы так сердито об этом говорите?