Лесник

Кто-нибудь, дайте ей кислородную маску, выдайте целую порцию ударов по лицу, чтобы она прекратила на него смотреть. Оборвала глубокое дыхание и оторвалась от этих чуть раскосых глаз, прямого носа, идеально очерченных губ. Перестала любоваться этой щетиной, что придает ему мужественный и даже хищный вид, острым кадыком, крепкой шеей и золотистыми волосами, что небрежно касались плеч. Соне захотелось захныкать и укусить себя за костяшки пальцев рук. Ну за что он ей такой-то, господи?

Но странное дело: в его взгляде на Соню появилось что-то неуловимо новое. А может, ей просто хотелось в это верить и ничего там не было. Он первым отвел глаза, Соня почувствовала себя обманутой. Она ощущала себя странно наполненной, свободной и в то же время глубоко растерянной. Она не знала, что ей делать, куда деть руки. Все будто перепуталось, перемешалось и затуманилось. Лесник обошел Соню, а затем взглянул вперед и резко остановился, прислушался. А дальше в очередной раз все произошло очень быстро. Ей показалось, что она увидела какое-то темное пятно, очень далеко, едва различимое зрением. Но у нее была близорукость, а вот у Улфа, похоже, нет. Он ловко подставил ей подножку и пихнул с обрыва. Здесь не было реки, только коряги, корни, мох, сырая трава и подгнившая листва. Соня хотела кричать, но не могла. Она скатывалась кубарем, ударяясь обо всё, что только можно. Почему она не может кричать? Он спустился вслед за ней тем же самым способом, а потом прижал всем телом к земле, накидав на них сверху какие-то ветки и листья, после затих. Соня попыталась дернуться. Она плевалась, а он поднял голову, прислушиваясь, приглядываясь, прижимая указательный палец к ее губам.

Тело болело в совершенно разных местах. Она даже не могла понять, где конкретно ударилась. Девушка понимала, что это для ее же блага, что Улф спасает им обоим жизнь, но как же сильно Соня ненавидела его в это мгновение. Она зарычала и ударила его коленкой между ног, когда поняла, почему не могла кричать. Впрочем, удар вышел не сильный, и мощное мужское тело продолжало придавливать ее к земле. Все внутри Сони разрывалось на две части. Одна половина, та, что связана с мозгом, логикой и здравым смыслом, буквально кричала о том, что нужно слушаться его, необходимо спасать свою жизнь и прежде всего думать о том, как выйти, наконец, из этого чертового леса. Но другая половина чувствовала этого невероятного мужчину на себе, стонала от наслаждения, праздновала победу, ластилась, купаясь в ощущениях. Вес его тела был настолько приятным грузом для той части Сони, у которой мозг давно отключился за ненадобностью, что ей хотелось, словно блудливой кошке, прижаться к нему еще сильнее, потереться, обхватить ногами, выгнуться, соприкасаясь всем, чем только можно. Но разум из последних сил побеждал похоть, и, просунув руку, Соня вытащила изо рта мелкие травянистые растения.

— Не могу поверить, что ты засунул мне в рот мох, ненормальный чокнутый ублюдок. Я не могу больше, я хочу домой, я… я, — захлебывалась Соня.

— Чтобы ты не заорать, — зашептал лесник, убирая траву с ее губ и щек, подушечки пальцев нежно коснулись ее кожи, а Соня из последних сил игнорировала это фантастическое ощущение.

— Они были там, шли нам навстречу. Они прочесывают местность.

Лесник приподнялся и затащил ее в низкий раскидистый куст лещины.

Он сунул ей немного воды, чтобы она могла прополоскать рот, и тут же отобрал бутылку, дабы Соня не потратила слишком много. Девушка зло прищурилась и вытерла губы тыльной стороной ладони. Слишком мало пространства, слишком близко. Эти кусты, как западня, сдавливали лесника и Соню со всех сторон, они были словно в коконе.

— Почему они не оставят нас в покое? Почему не уйдут? Сколько это будет продолжаться? — шептала Соня. — Мы даже лиц их не видели.

Лесник молчал, а Соня, прижатая низким кустом, подползла к нему на коленях, схватила его за ворот и стала трясти. Она наконец-то впала в истерику, в которую на ее месте впала бы любая другая женщина.

— Ты знаешь, кто они! Знаешь, что им нужно! Ты все знаешь, грёбаный маньяк. Ты все знаешь, я не сомневаюсь! Почему ты не взял ружье? Какого черта ты не взял свое идиотское ружье?

Его лицо было совсем рядом, а воздуха мало. Соне было нечем дышать. Боже, да ведь она же в лесу и здесь полно кислорода. Все дело в нем. В том, что он совсем близко. Он смотрел ей в глаза, позволяя себя трясти, разрешая ей обзывать себя. Спокойный, стальной, пронизывающий взгляд лесника обезоруживал, заставлял капитулировать без боя.

— И что бы ты делать против десятерых, чудо-женщина? Закидала бы их патронами? Если бы ты не намочить рацию… Надеюсь, что мы вовремя успеть и они нас не заметить, довольно далеко.

— Я хочу домой. Я не могу. Я пойду к ним, и может быть с ними можно будет договориться.

Загнутые внезапным вторжением незваных гостей ветки выгибались, подталкивая беглецов друг к другу.