Лесное лихо

Они проходят мимо флегматичных коров, пасущихся на склоне. Их тёмно-рыжий господин и повелитель поднимает чубатую башку, увенчанную огромными кривыми рогами, вглядывается в людей и делает несколько шагов в их сторону. От мерного «туп, туп, туп» Стас, который прежде не видел быков так близко, испытывает острое желание дать стрекача – именно это выражение из каких-то замшелых книжек приходит ему на ум. Но старшие идут, не обращая никакого внимание на быка, и Стас успокаивается. А бык, видя, что чужаки удаляются, возвращается к трапезе.

Они подходят к частоколу, ограждающему усадьбу. На заточенные брёвна трёхметровой длины то тут, то там насажены звериные черепа – медвежьи, волчьи, рысьи, а два напоминают реконструированный череп смилодона, который Стас видел в музее. Правда, этот череп настоящий. Воротные столбы покрыты резными узорами, которые вдобавок выкрашены. По столбам вьётся зелёный хмель, гуляют бурые волки с крыльями, летают золотые птицы, и над этим деревянным миром сияет бегущее солнце.

А венчают воротные столбы два человеческих черепа.

Здесь они смотрятся так… не то чтобы мирно, но настолько естественно, что Стас не чувствует ни страха, ни отвращения.

Возле ворот висит на цепочке бронзовое било. Отец берёт в руку колотушку, которая так же висит на цепочке, и трижды размеренно ударяет в центр бронзового диска.

Приятный низкий звук плывёт в воздухе.

Через минуту в левой створке ворот открывается калитка, и из неё выходит осанистый мужик.

Хозяин усадьбы похож на героя исторического фильма. На нём просторная рубаха из белёного льна, по вороту, обшлагам и подолу украшенная затейливой вышивкой, серые суконные шаровары, заправленные в сапоги ручной выделки. Он подпоясан кожаным ремешком; на правом боку висит небольшой ножик в потёртых деревянных ножнах. Поверх сорочки накинута овчинная безрукавка, отороченная красными и зелёными лентами, на голове – шляпа, сплетённая из ивовых прутьев. Стас вспоминает, как она называется: брыль.

Лицом хозяин усадьбы и вправду похож на маму – насколько можно разобрать, потому что половину лица закрывает густейшая рыжая борода. По здешним обычаям, бороды отпускают только те мужики, у которых уже есть внуки.

– Доброго здравия, батько Некрас! – чинно и размеренно произносит отец и, прижав сжатую в кулак правую ладонь к сердцу, кланяется. Вернее, наклоняет голову и задерживает на секунду.

Хозяин усадьбы улыбается в бороду и кивает в ответ. После этого они с отцом обнимаются.

– Здрав будь, Ингорь! – он произносит имя отца на здешний манер.

– Доброго здравия, дедушка, – немного вразнобой говорят мальчишки. Дед треплет Влада по плечу.

– Владко! Ну, здравствуй! Вчера ещё вовсе пострелёнок был, а тут ишь как вымахал! Впору невесту тебе подыскивать!

– Время идёт, дедушка! – говорит польщённый до малиновых ушей «жених». – Где быстрее, где медленнее.

– А ты, значит, Стасько будешь? – поворачивается дед к младшему.

– Я, дедушка, – отвечает Стас. Голос дрожит от волнения.

– А боязно немного, а, парень? – подмигивает дед. – Ничего. Это не беда, человек ко всему новому с опаской подходит. Главное – страху не покориться, в узде его держать… От же мне удачи привалило – уже внуков двое, и большие оба, да внучка подрастает. Как там Светланка?

– Осенью учиться пойдёт, – отвечает отец.

– Добро. Ну что, гости дорогие, проходьте в дом, вам-то, небось, йисть охота?

– Не то слово, батько Некрас!

От ворот к крыльцу – и дальше, во двор, к хозяйственным строениям – ведёт дорога, выложенная тёсаными досками. Войдя в дом, все снимают шапки.

– Здорово ночевали! – повторяют мальчишки вслед за отцом.

– Слава Богам! – отвечает грузная женщина в вышитой рубахе из белёной домоткани, с подоткнутым клетчатым передником. Стас вспоминает, что эта штука называется «понёва». Такие же понёвы – только клетки другие, попроще – на двух старших девчонках, которые помогают накрыть на стол. – Стасько, внучок, что дичишься, ровно неродной! Не стой, как деревянный, сидай, зараз йисть будем! В лесу вам богато сил потребуется.

Садиться где попало тут не полагается. Во главе стола, под полкой-божницей с резными идолами восседает сухой и длинный, как трость, узколицый старик с седой бородой по грудь. Это прадед Ждан. Когда-то он сам был старейшиной, но десять лет назад его застигла буря на озере, лодку разбило о камень, сам он сломал всё, что можно сломать. Ждан выжил и даже не обезножел, однако передал главенство в роду сметливому среднему сыну – деду Некрасу. Но до сих пор его слово – непререкаемый приговор для Кресева. Старик наклоняет голову в ответ на поклоны гостей. По правую руку от него садится дед, справа от деда – парень двумя годами старше Влада: сын, наследник. Только за ним садится отец. Потом Влад и Стас. Потом двое мальчишек-погодков, восьми и девяти лет.