Лесное море

Как выбраться? Тащить на буксире плот невозможно, когда под ногами нет дна. Пуститься вплавь? Но как же собаки и оружие? Плот, даже такой маленький, не потащишь за собой, как ни плыви — кролем или брассом. Так что же остается? Пробираться по лианам, как обезьяны, от дерева к дереву?

Слова их были бессвязны, беспомощны, как и движения, которыми они отмахивались от насекомых. Рои комаров жалили их, мошкара оседала тучами на голых телах, как жгучая черная соль.

— Оденься. Авось, ничего там не промокнет и без твоего халата.

Ашихэ вместо ответа указала на воду:

— Смотри, что творится.

Опять полил дождь, и с мокрых деревьев густо капала вода. Зеленая поверхность болота пузырилась, как масло на горячей сковороде.

— Так хоть штаны надень.

— Нет. Там каждая тряпка нужна, чтобы уберечь патроны. Что будет, если…

Виктор и сам это понимал. Бесценный их груз был хорошо укутан, и трогать его не следовало. Что будет, если замки и спусковые пружины заржавеют, а порох в патронах отсыреет? Ведь без оружия они погибнут в тайге. Измученных и безоружных Долговой возьмет голыми руками.

— Придумай что-нибудь, Вэй-ту, Потому что я… я только женщина… слабая женщина.

Ашихэ шуткой пыталась замаскировать свою слабость — как она еще способна была шутить? Но в ее печальной улыбке, в потухших глазах сквозило мужественное сознание конца: ненадолго у меня хватит сил, милый.

Виктор встрепенулся. Все его мускулы и суставы при каждом движении отзывались судорожной болью, тело жгло, но больнее обжигала душу эта улыбка Ашихэ.

— Все будет в порядке. Ты тут отдохни немного, обмахивайся…

— А ты?

— А я тем временем сооружу плот для нас всех.

То, о чем он до сих пор боялся и думать, ища другого выхода, теперь представлялось совсем простым и вполне осуществимым. Человек все может сделать! Нельзя рубить дерево и делать плот, болтаясь в воде и не имея дна под ногами? Да, но в этом сейчас нет необходимости. Надо забраться повыше на то дерево, куда он посадил Ашихэ. Оно уже наполовину свалилось, его держит только крона. Срубить ее… Возможно, что он шлепнется в болото вместе со стволом, но что же делать? Отрубленный конец ствола погрузится в воду, но нижняя его часть, где сидит Ашихэ, еще удержится на земле. И придется рубить, сидя верхом на стволе. Двух таких колод уже достаточно, чтобы ему удержаться на поверхности болота. Тогда он подберется под какое-нибудь дерево подходящей толщины и свалит его. Четырех бревен вполне хватит для плота. Его надо сделать достаточно массивным и как можно уже, чтобы он нигде не застрял и прошел между деревьями…

Орудуя топором, Виктор отрывочными фразами объяснял все это Ашихэ. Щепки летели, эхо ударов, отражаясь от воды, гудело по лесу как-то мертвенно, глухо и замирало вдали. Только один отголосок летел высоко и долго звучал где-то в южной стороне.

— Слышишь, Ашихэ? Слышишь?

— Да, да, это не показалось ему! Там эхо проносилось высоко.

— Должно быть, там взгорье!

— И недалеко, не больше двух ли отсюда!

Два ли — это меньше километра. Ли или километр — все равно. Не ими измеряется путь в тайге. Он мерится временем — сколько времени идти. И трудностью тяготами этого пути. Нередко — и жизнью.

Час шел за часом, а они все работали. Несколько часов — но сколько боли, пота, крови! Виктор рубил, Ашихэ вязала бревна. А оводы и комары ели их живьем, впивались в тело клещи и оленьи мухи, на раны тучами садилась мошка… «Вот, говорят, в аду грешники в смоле кипят, — думал Виктор. — А до сих пор никому как-то не приходило в голову, что можно терпеть адские муки и без смолы. Попросту среди бела дня быть отданным на съедение комарам».

— Войди в воду! — кричал он Ашихэ. — Ополоснись хотя бы.

Это давало минутное облегчение. Но Ашихэ отказывалась от него, и Виктор не мог понять почему. Или ей так уж противна эта вонючая и черная вода?

Наконец они со всеми пожитками и собаками перебрались на новый плот. Можно было трогаться в путь. Но куда?

Виктор, закрыв глаза, пробовал ориентироваться по ветру. Теплее и суше как будто был ветер с той стороны, где эхо летело ввысь. Виктор глянул на Волчка. Пес в ту же сторону обращал свою унылую и сосредоточенную морду, и ноздри у него жадно раздувались.

— Туда, думаешь? Мы с тобой, я вижу, сходимся в мнениях.

И вот Виктор на переднем конце плота, Ашихэ — на заднем оттолкнулись баграми от ближайших деревьев. Плот двинулся и поплыл, шурша и потрескивая между ветвей и стеблей, от дерева к дереву. Он был похож на брюшко какого-то животного, то и дело уходившее в воду и выталкиваемое опять наверх последним усилием полумертвого тела. Усилием отчаянным, в слепом забвении всего — только бы дальше, только бы скорее выбраться из этой трясины на твердую землю!

К вечеру выбрались. Несколько сот метров мучений — и вот перед ними открытая вода. Это была не то заводь, не то просто полянка в затопленном лесу.

— Придется тут заночевать. Как ты думаешь?

Вместо ответа Виктор услышал только жалобный визг Кунминди.

Ашихэ неподвижно лежала на плоту, и собака лизала ей лицо.

— Что с тобой? Рука?

Он схватил ее в объятия.