Лесное море

Откуда такая уверенность, что это золото достанется ему?

А если он попросту маньяк или совсем свихнулся? Ведь это случается с человеком, когда он очень одинок и одержим каким-либо сильным желанием.

С минуту Алсуфьев стоял в углу, отирая рукавом пот со лба, потом медленно, словно боясь обжечься, сунул руку в карман.

Достал оттуда тряпичку, развернул. Блеснули три золотые монеты.

Он побренчал ими, легонько подбрасывая на ладони. Вот они! Еще не миллион, пока только три из того миллиона долларов, но вот они в руках, не фантазия, а реальность. Эти три монеты лежали в песке на том месте, где, по словам харацина, зарыли они золото барона. Перед тем как зарыть, один ящик вскрыли, каждый взял две-три пригоршни золота. И, видно, при этом несколько монет упали в песок — вот оно, вернейшее доказательство!

Какие же могут быть сомнения, если все предсказания сбылись?

«Тебя поведет на место жена Ю», — сказал Багорный. И она действительно повела его в лес под Шуаньбао, где партизанский отряд дрался с японцами, где во время отступления гранатой убило Багорного. С трудом они собрали его останки.

И разве потом ночью Багорный на своей могиле не поведал ему, как отыскать в Хайларе последнего харацина из конвоя Дикого Барона? Разве не сообщил ему пароль? Разве этот пароль не подействовал на харацина? Подействовал, да еще как! Без единого слова харацин пошел с ним в степь. Искали, искали то место и наконец нашли. Что ж поделаешь, если потом случилось непредвиденное и выкопать золото не удалось, пришлось это дело отложить? «Подождем, оно от меня не уйдет!»

Или вот эта пачка книг… «Хотел бы я, Саша, тем временем ознакомиться со всеми новыми достижениями физики, наверстать упущенное, подготовиться», — сказал он Багорному.

«Книги тебе будут».

И вот они доставлены.

— Да, да, все исполнилось, — подбадривал себя Алсуфьев. — Значит, осуществится и последнее предсказание: «Ты будешь зачинателем новой, счастливой эры».

Однако хихиканье не прекращалось. Теперь уже кто-то в нем самом язвительно посмеивался. «Ты? Именно ты, а не Жолио, не Ферми, не Иваненко? Скажите на милость! А можешь ты с ними равняться? Есть у тебя для этого достаточно таланта?»

— Да, к этому делу у меня, несомненно, есть способности.

— Доказательства?

— Но вся моя жизнь служит доказательством! С детства — страсть к физике и математике, меня называли «вундеркиндом». А потом занятия и надежды, которые возлагали на меня профессора. Моя дипломная работа была событием в науке, и если бы не проклятая революция…

«Мы знаем случаи, когда люди бывают гениальными идиотами» — прозвучали вдруг в ушах Алсуфьева сказанные когда-то слова.

Кто их произнес? Он торопливо рылся в памяти, и наконец из тумана отрывочных воспоминаний выплыло костистое лицо Делонэ и подслушанный когда-то летним вечером разговор на скамейке в алсуфьевском парке.

Известный психиатр (которого папа Алсуфьев, обеспокоенный странностями своего сынка, пригласил на консилиум), куря сигару, говорил медленно, в нос, с важностью ученого подчеркивая каждое слово:

«Да, такие примеры встречаются нередко… Напрасно вы испугались. Я вовсе не хочу этим сказать, что Павлик тоже гениальный идиот. Поймите одно: талант и то, что принято у нас называть умом, — совершенно разные вещи. Так вот, у Павлика вашего исключительные, я бы даже сказал — феноменальные способности к физике и математике, но только к этому. В остальном он мальчик самый заурядный и чересчур наивный в делах житейских».

Что ж, пусть так. Пусть он, Павел Алсуфьев, идиот во всем, что не относится к ядерной физике и покорению инертной материи. Ну а что касается материи разумной…

Стекла в оконцах опять задребезжали от выстрела, раздавшегося где-то вдали. Алсуфьев очнулся от раздумья и прислушался.

Выстрел, несомненно, из винтовки и где-то на тайболах, куда с рассветом отправился Виктор. Но у Виктора охотничья двустволка на пулю и дробь. Значит…

Алсуфьев схватил висевшую на стене винтовку Багорного и, заряжая ее на ходу, побежал в ту сторону, где, видимо, что-то случилось с Виктором.

Уже светало, когда Виктор, шагая за Ягой по дремучему лесу, остановился на звериной тропе, по которой ходил обычно «краковяк».

Он взвел курок и стал в ожидании за деревом.

Уже несколько дней он тщетно гонялся за одним оленем, и это начинало злить его не на шутку. Олень мелькал между зарослями то тут, то там, а чаще всего на вересняке.

Вчера Виктор ходил туда и выследил его. Здоровенный самец, весу в нем не меньше двухсот килограммов. Правда, шилорогий, но не без оригинальности. Один рог торчит вверх, другой подвернут. Есть такая фигура в краковяке, когда танцор только кружит и притопывает на месте, высоко подняв левую руку, а правую, согнутую в локте, держит у груди, словно он всё еще обнимает свою даму.