Лесное море

— Среброголовый взялся доставить мое донесение. Самым трудным был не столько переход через границу, сколько появление в пограничной зоне и путешествие по сильно укрепленному району Трехречья.

— Так это Среброголовый сошел за харацина из конвоя Барона? Пришлось, наверно, его перекрасить и загримировать?

— Пятерка тебе за сообразительность, Витя. Да, с Алсуфьевым Среброголовыи мог идти, не боясь ничего. Алсуфьев — потомок древнего аристократического рода, офицер дивизии Дикого Барона. В Трехречье живет множество русских белогвардейцев и среди них немало людей которые на службе у японцев. Они знают Алсуфьева. Отношение к нему, правда, презрительно-насмешливое, но это даже хорошо, что у него репутация человека никчемного и незадачливого. Во всяком случае, они его считают своим. В его антисоветской позиции никто не сомневается. Подпоручик Цып-Цып со своим ординарцем или товарищем по охоте не вызывал никаких подозрений в этой прояпонской среде. Так оба благополучно прошли через пограничную полосу. А время было военное, страшное время…

Виктор снова невольно подивился про себя уму этого человека, на вид такого невзрачного. Да, вот это голова!

— Но когда Алсуфьев в поисках сокровищ вел Среброголового к границе, нужно же было как-то поддерживать его веру, являться ему в виде духа! А Среброголовый не мог им быть — ведь он не говорит по-русски. И я являлся Павлу Львовичу в своем прежнем воплощении — в обличье Ли Цзы-чэна.

— Кого?

— Ли Цзы-чэна, вождя крестьянского восстания. Это я сверг династию Минов в тысяча шестьсот сорок четвертом году. Увы, после меня пришли маньчжуры… Среброголовыи знал. Мы с ним обо всем сговорились.

— Александр Саввич, если бы я своими глазами не видел результатов, я бы вам ни за что не поверил. Ведь Алсуфьев очень образованный человек. Как он мог поверить в такие бредни?

— Вы опять рассматриваете вопрос отвлеченно, в отрыве от человека. Человек верит в то, что ему нужно, в то, чему он хочет верить. Поглядите, что делается в мире. Вы увидите выдумки, фантазии еще более наивные, нелепые, иногда даже безнравственные. Однако они держатся тысячелетиями. В них веруют, потому, что люди слабы, ищут опоры извне. Потому что они одиноки. Потому что хотят жить вечно. Потому что такова чудовищная власть привычки… А для Алсуфьева эти сокровища Барона — соломинка, за которую хватается утопающий. Деньги на оборудование лаборатории и вера, что он расщепит атом.

— Да, он очень обрадовался книгам, которые вы ему подбросили.

— После перехода Среброголового через границу Алсуфьев нам стал уже не нужен. Надо было либо его ликвидировать, либо продолжать мистификацию. Я выбрал второе.

— Он изучал эти книги с увлечением и вообще совсем переменился. Носится с идеей добыть какую-то: «тяжелую воду». Все думал о чем-то, писал. Потом он от нас ушел, и я только здесь, в Харбине, услышал о нем.

Виктор рассказал Багорному о затее Островского, Леймана и Квапишевича, которые дошли уже до самого Яманита.

Багорного это сообщение очень заинтересовало, и он поблагодарил Виктора.

— Это только пустячная ответная услуга, — возразил Виктор. — Вы мне сообщили так много нового. Я до сих пор еще опомниться не могу.

— Все это вам следовало узнать, это вас касается. И меня вы должны понять: родители ваши погибли по моей вине. Такое не забывается. Доверьтесь мне.

— Я вам верю. Вы поможете мне добраться до польской армии?

— Я ожидал этого вопроса. Я давно издали к вам присматривался.

— Через Ашихэ?

— И через нее и через других. Есть разные способы. Вы будете хорошим офицером, Витя. Я как раз сейчас опять еду к себе на родину. Могу взять вас с собой.

— Что я должен для этого сделать?

— Купите хорошие сапоги. Деньги есть?

— Спасибо, есть.

— Тогда купите высокие сапоги на войлочной подкладке. И теплое белье. Вообще оденьтесь потеплее. Завтра поедем в Хайлар. Поезд в восемь часов вечера. В Хайларе выходите. Следуйте за мной на некотором расстоянии. Когда я высморкаюсь, подойдите — и дальше отправимся уже вместе. Повторите.

Виктор повторил.

— Поедем верхом в степь, а потом, вероятно, самолетом. К своим вы сейчас сможете попасть только через Россию: все порты в руках японцев. А у нас как раз сейчас формируется польская армия. У вас здесь есть еще какие-нибудь дела?

— Нет. Хотел бы только переслать Ашихэ хорошее ружьё. Это можно?

— Скажите торговцу в Фудзядяне. Он ей перешлет.

— Спасибо. Это всё.

— В таком случае едем обратно. Садитесь.

Виктор сел в сани, а Багорный, став позади на полозья, снова вошел в роль «толкая». Они помчались к городу.

— Еще одно. Дорога проверена, почти безопасна. Но все может случиться. Тогда ничего не поделаешь — живыми сдаться нам нельзя, понятно?

— Я не подведу, Александр Саввич.

— Будьте готовы к самому худшему. Вы уже видели «Великую Восточно-Азиатскую сферу общего процветания». Теперь увидите «новый порядок». Система та же, методы те же. Но Гитлер все делает с большим размахом. Насколько я знаю, оккупированная Польша сейчас — один огромный Пинфан… Что вы сказали?

— Я буду с вами или с китайцами, все равно. Мне стыдно жить на свете, Александр Саввич!