Лесной бродяга. Т. 2

– Вот смотрите, видите? – сказал он, указывая на водопад. – Вон там в скале!

При этом он указал рукой на то место, где раньше искрилась та громадная глыба золота, которой овладел Ороче и от которой осталась лишь выемка в скале.

Жадный взгляд бандита тотчас же заметил исчезновение самородка, – и крик сдерживаемой ярости едва не вырвался у него из груди. Но никто из его судей не глядел на водопад. Фабиан взглянул на Кучильо – и под его взглядом кровь застыла в жилах бандита.

– Кучильо, – проговорил молодой человек. – Вы однажды не дали мне умереть от жажды и этим оказали услугу человеку, который не отплатил вам за то неблагодарностью: я простил вам тот удар кинжалом, которым вы ранили меня в саду асиенды Дель-Венадо; простил вам и новые покушения на мою жизнь близ Сальто-де-Агуа; мало того, я простил вам еще и тот выстрел, который только вы могли направить в нас с вершины этой пирамиды! Я простил бы вам все дальнейшие попытки подобного рода, которые клонились к тому, чтобы лишить меня той жизни, которую вы некогда сохранили мне. Я не только простил вас, а еще вознаградил более чем по-королевски за исполнение того приговора, который был утвержден на нашем суде! Но у вас на совести есть еще одно преступление, которого вам и ваша совесть не могла простить!

– О, с совестью-то своей я постоянно живу в ладу! – возразил Кучильо с мрачно-любезной улыбкой, начиная уже чувствовать сильное беспокойство.

– Я говорю о том вашем друге, – продолжал Фабиан, – которого вы так предательски убили!

– Он оспаривал у меня мой выигрыш, и, говоря по чести, в тот раз выпито было очень много вина! – оправдывался Кучильо.

– Не прикидывайтесь, будто вы не понимаете меня! – гневно воскликнул Фабиан, раздраженный наглостью и нахальством этого негодяя.

Кучильо сделал вид, что старается что-то припомнить.

– Если вы говорите о Тио Томасе, то это дело никогда не было хорошо расследовано, однако…

Фабиан раскрыл уже рот, чтобы ясно сформулировать обвинение в убийстве Арельяно, когда Хосе неожиданно перебил его:

– Я очень бы желал узнать поподробнее историю о Тио Томасе. Быть может, сеньор Кучильо не найдет времени для составления своих мемуаров, что, конечно, стало бы невосполнимой потерей для человечества.

– Я, со своей стороны, дорожу возможностью доказать, что немногие могут похвастать такой чуткой совестью, как я, – сказал Кучильо, видимо польщенный комплиментом. – Так вот, как было дело: Тио Томас, мой закадычный друг, имел племянника, с нетерпением ожидавшего наследства после своего дядюшки, человека весьма зажиточного. Я получил от племянника сто песо и за эту сумму обязался ускорить время вступления его в права наследства. Это было, конечно, ничтожное вознаграждение за столь прекрасное наследство, и я пошел и предупредил о нашем заговоре Тио Томаса, который дал мне двести песо за то, чтобы я позаботился о том, чтобы его племянник никогда не смог ничего наследовать от него. Но здесь я оплошал, отправив на тот свет племянника, не предупредив его даже о том, как бы это следовало сделать. Вот тогда-то я и почувствовал, как неудобно иметь слишком чуткую совесть: деньги племянника положительно жгли мне руки и ложились упреком на мою совесть, я решил избавиться…

– От этих денег?

– Нет, от упрека, и с этой целью прибегнул к единственному средству, какое еще оставалось в моем распоряжении…

– То есть вы отправили и дядюшку своим чередом на тот свет?

Кучильо самодовольно поклонился.

– С тех пор, – сказал он, – я не чувствую ни малейшего упрека совести. Я честно заработал свои триста песо, исполнил все по уговору, как с тем, так и с другим!

Кучильо все еще улыбался, когда Фабиан неожиданно воскликнул:

– А сколько вам было заплачено за убийство Маркоса Арельяно?

При этом неожиданном обвинении мертвенная бледность мгновенно покрыла исказившиеся черты Кучильо. Теперь он уже не мог более ошибаться насчет грозившей ему участи. Повязка разом упала у него с глаз, – и сладостные обманчивые мечты, которыми он все время убаюкивал себя, сменились суровой действительностью.

– Маркос Арельяно?! – пробормотал он заикаясь. – Я не убивал его!

– Лжешь, негодяй, ты убил его! – гневно воскликнул Фабиан. – Ты задушил его у костра, а труп бросил в реку!

– Нет, нет! Кто вам это сказал?

– Кто сказал? – горько усмехнулся Фабиан. – Скажи лучше – указал!

– Кто, кто?!

– А кто указывает вакеро, где искать сбежавшую лошадь? Кто указывает индейцу, где скрывается неприятель? Кто указывает гамбусино, где природа прячет золото? Только вода не сохраняет следа проплывшего по ее поверхности челнока, да воздух не сохраняет след пролетевшей птицы. Но земля, земля хранит все следы! Тебе это так же хорошо известно, как и нам.

– Я не убивал! Не убивал я его, кабальеро! Клянусь Господом…

– Не богохульствуй! Повторяю тебе, ты – убийца. Ты оставил на земле следы своего преступления. Люди видели и прочли эти кровавые следы! А твоя припадающая на левую ногу лошадь и твоя хромота – о них тоже поведали следы, – все это неоспоримые свидетельства твоего преступления!

– Это не я! Не я! – упорствовал бандит.