Лесной бродяга. Т. 2

– Я сейчас объясню. Кто сторожил твой сон в течение долгих ночей, чтобы читать на твоих устах желания твоего сердца? Я. Кто отправил заранее сюда Гайфероса, которого я вызволил, благодаря твоему заступничеству, из рук апачей? Кто послал его к этому прелестному созданию с целью выведать, сохранилась ли еще в ее сердце какая-либо память о тебе? Тоже я, дитя; так как твое счастье в тысячу раз дороже для меня, чем мое собственное. Кто, наконец, убедил тебя пройти это последнее испытание? Все я же, несмотря на то что мне заранее был известен результат его, так как Гайферос уже сообщил мне о том, что он прочитал в сердце этой замечательной девушки. Что же ты мне говоришь о прощении, когда я сам должен просить тебя о нем!

С этими словами канадец протянул ему обе руки, и Фабиан бросился к нему в объятия.

– О батюшка! – вскричал он. – Столько счастья, я, право, пугаюсь! Ни один человек не был так счастлив, как я!

– Ты заслужил это счастье, Фабиан! – произнес торжественным тоном охотник.

– Но вы? Что с вами будет? – спросил с беспокойством Фабиан. – Мне было бы очень горько расстаться с вами.

– Сохрани Бог от этого, дитя мое! Правда, я не могу жить в городах, но разве то жилище, которое станет и твоим, не находится на границе пустыни? Разве вокруг меня сейчас не расстилается та же ширь прерий? Я построю с Хосе… Эй, Хосе! – громко воззвал канадец. – Иди сюда, скрепи мое обещание!

При этих словах к канадцу подошли Хосе и Гайферос.

– Я построю с Хосе, – продолжал канадец, – хижину на том самом месте, где я вновь нашел тебя. Быть может, мы и не всегда там будем, но если тебе вздумается позднее потребовать себе имя и имущество твоих предков в Испании или съездить в известную тебе долину, то ты всегда найдешь двух друзей, готовых отправиться с тобою хоть на край света. Да, Фабиан, я надеюсь быть даже счастливее тебя, так как я буду радоваться и за тебя и за себя! Но к чему останавливаться долее на этой сцене? Счастье ведь так мимолетно и неуловимо, что не поддается исследованию и описанию. Остается устранить еще одно препятствие, – продолжал охотник, – в лице отца этого ангельского создания!

– Завтра он будет ждать своего сына! – тихо произнесла молодая девушка, у которой в это мгновение луна осветила вспыхнувший румянец.

– Ну, так позвольте тогда мне благословить своего сына! – молвил канадец.

Фабиан встал на колени перед лесным бродягой. Сняв свою меховую шапку и подняв умиленные очи к небу, Розбуа проговорил:

– Благослови, Боже, моего сына, и пусть его дети любят его так же, как он любит своего Розбуа.

На следующий день высокородный сенатор печально возвращался один в Ариспу.

– Я ведь говорил, – беседовал он сам с собой, – что всегда буду оплакивать этого бедного дона Эстебана. Будь он жив, мне остался бы, по крайней мере, из приданого моей жены почетный титул и полмиллиона песо. Его отсутствие испортило все дело. Право, какое несчастье для меня, что дон Эстебан умер так некстати.

Спустя несколько времени на лужайке, хорошо известной читателю, возвышалась хижина, крытая древесной корой.

Очень часто предпринимал туда прогулки Фабиан де Медиана в сопровождении своей молодой жены.

Прибегал ли он позднее к содействию двух бесстрашных охотников при поездке в Золотую долину или в Испанию, – об этом мы, может быть, расскажем когда-нибудь позже. Теперь же ограничимся словами, что если счастье действительно существует в этом мире, то его можно найти в асиенде Дель-Венадо у Фабиана и лесного бродяги.