– Конечно! Разве я не говорил вам об этом, сеньор?
– Я, вероятно, не так вас понял! – рассеянно заметил Фабиан и затем, не придавая, по-видимому, большого значения тому, что говорилось и делалось вокруг него, опять впал в мрачную задумчивость, столь свойственную ему в последнее время. Гайферос повернул коня, и четверо всадников молча продолжали путь.
В течение часа Гайферос и канадец обменялись между собой несколькими фразами, на что Фабиан по-прежнему не обратил ни малейшего внимания. Всадники проезжали мимо мест, будивших в них целый рой воспоминаний. Они миновали равнину, растянувшуюся по ту сторону Сальто-де-Агуа, к которому через полчаса и подъехали. Водопад по-прежнему грохотал в своих каменных берегах. Через него был перекинут грубый мостик, похожий на тот, который был сброшен в пучину водопада людьми, спавшими теперь вечным сном в Золотой долине.
Канадец спустился на минуту с седла.
– Вот здесь, Фабиан, – сказал он, – находился дон Эстебан, а там четверо бандитов, из которых, однако, следует исключить дона Диаса, грозу индейцев. Посмотри, вот остался еще след от подков твоей лошади, когда она скользила по этой скале, увлекая тебя в своем падении. Ах, дитя мое! Я и сейчас вижу, как клокочет над тобою вода; мне слышится отчаянный крик, который вырвался тогда из моей груди. Какой ты был тогда пылкий юноша!
– А теперь, – произнес Фабиан с печальной улыбкой, – разве я не такой?
– О нет, мой мальчик, у тебя теперь мужественный вид индейца, который улыбается даже у столба пыток. Ты остаешься спокоен при виде этих мест, а между тем я уверен, что навеваемые ими воспоминания больно отдаются в твоем сердце. Не правда ли, Фабиан?
– Вы ошибаетесь, батюшка, – ответил почтительно молодой человек, – мое сердце остается спокойным, как эта скала, где я не вижу никаких следов моей лошади, что бы вы там ни говорили; моя память так же молчит, как и эхо вашего голоса, которое вам представляется. Припомните, что я говорил, когда вы, прежде чем позволить мне окончательно удалиться в глубь пустыни, решили, в качестве последнего испытания, показать мне вторично места, которые могли бы напомнить мне былое? Я объяснил вам тогда, что таких воспоминаний у меня не осталось!
Слезы подступили к глазам канадца, и, чтобы их скрыть, он повернулся спиной к Фабиану и влез на своего мула. Путешественники перебрались через бревенчатый мостик.
– Можете ли вы различить на этом мхе и почве следы моей лошади, когда я преследовал дона Эстебана и его шайку? – спросил Фабиан канадца. – Нет, не можете, потому что они заросли травой и завалены опавшими листьями.
– Стоит мне только разворошить листья и удалить траву, и я нашел бы эти следы, Фабиан, подобно тому, как стоит мне захотеть пошарить в тайниках твоего сердца, и…
– И вы ничего не нашли бы там, – перебил с некоторым нетерпением Фабиан. – Я ошибаюсь, – продолжал он кротко, – вы нашли бы там воспоминание о девушке, воспоминание, с которым и вы связаны, батюшка!
– Верю тебе, Фабиан. Ты всегда был моим утешением. Но я тебе уже сказал, что я приму твою жертву лишь завтра в этот самый час, когда ты опять увидишь старые места, включая и тот пролом в ограде асиенды, через который ты некогда ушел больной и телом и душой!
При этих словах Фабиан невольно вздрогнул, как вздрагивает осужденный при виде орудия своей смерти.
Последнюю остановку путники сделали в лесу, расположенном между Сальто-де-Агуа и асиендой Дель-Венадо, и притом остановились на той самой памятной лужайке, где Фабиан нашел в лице канадца и испанца двух преданных друзей, словно нарочно посланных ему Богом с того края света. Только на сей раз ночная тень не покрывала этих мест, и теперь тут царила тишина, присущая лесам Америки в этот полуденный час.
Стоящее в зените солнце изливает нестерпимый зной на сухую, раскаленную, как железо в горне, землю.
Цветы лиан закрывают свои колокольчики, а трава в изнеможении склоняется к почве, как бы ища у нее прохлады. Словом, вся природа погружается в оцепенение и принимает безжизненный вид. Отдаленный шум водопада один нарушает тишь.
Всадники расседлали коней и привязали их к деревьям на некотором расстоянии. Избегая знойного дня, они ехали всю ночь и теперь решили отдохнуть в благодатной тени леса.
Спокойный теперь за судьбу Фабиана, Гайферос заснул первый; Хосе не замедлил последовать его примеру; лишь канадец и Фабиан не смыкали глаз.
– Ты не спишь, Фабиан? – тихо спросил старый охотник.
– Нет, но вы почему не отдыхаете?
– Не спится что-то, Фабиан, в этих местах, навевающих на меня столько добрых воспоминаний, – отвечал канадец. – Это место просто святое для меня. Не чудо ли, в самом деле, здесь совершилось, когда я, потеряв тебя в необъятных просторах океана, нашел снова в глубине лесов Мексики? При таких условиях я был бы неблагодарным Богу, если бы забыл все, что Он сделал для меня, хотя бы ради сна, который Он же посылает мне!
– Я согласен с вами, батюшка, и готов выслушать то, что вы скажете!