– Вы не дослушали до конца рассказ гамбусино! – ответила донья Розарита. – А то бы узнали от него, что этот молодой друг двух бесстрашных охотников, с которыми он так благородно разделял опасности, был не кто иной, как Тибурсио Арельяно, теперешний дон Фабиан де Медиана. Каким путем он, раненый и одинокий, удалившись из асиенды встретил этих неожиданных покровителей? Какая связь имеется между Тибурсио и герцогом д’Армадой? Этого я не знаю, но гамбусино знает и объяснит вам!
– Надо его сейчас отыскать! – поспешно сказал дон Августин, отдавая явившемуся на звон колокольчика слуге соответствующее приказание.
Дон Августин с большим нетерпением ждал Гайфероса, но совершенно напрасно: последнего не могли отыскать.
Мы сейчас объясним причину его исчезновения.
Почти одновременно с тем, как асиендеро с дочерью доложили о неудаче поисков пропавшего гамбусино, вошедший слуга объявил о прибытии Трогадуроса.
Совпадение возвращения сенатора и представлявшегося приезда Фабиана было одной из тех случайностей, которые встречаются в жизни чаще, чем думают.
Чтобы окончательно склонить на свою сторону отца, Розарита поспешила нежно обнять его, выразить ему свое изумление по поводу того чуда, которое сделало из приемного сына гамбусино наследника могущественнейшей фамилии Испании. Пустив, таким образом, двойную стрелу в сенатора, молодая девушка выпорхнула из зала как птичка.
Трогадурос вошел с полным сознанием того, что его приходу как будущего зятя всегда будут здесь рады. Он заручился согласием отца и получил согласие дочери, хотя, правда, молчаливое. Несмотря, однако, на свое самодовольство и уверенность в будущем, он заметил необыкновенно важный и серьезный вид дона Августина, который счел своей обязанностью немедля сообщить ему важную новость:
– Дона Эстебана де Аречизы, герцога д’Армады нет более в живых. Мы с вами потеряли благородного и дорогого друга, дон Винсенто!
– Как? Он умер? – вскричал сенатор, поспешив приложить к глазам тончайший батистовый платок. – Бедный дон Эстебан! Какая невосполнимая потеря!
Но если бы мы заглянули в душу достойного дона Винсенто де Трогадуроса-и-Деспильфаро, то там обнаружили бы совсем иные чувства. Признавая многочисленные услуги, оказанные ему покойным доном Эстебаном, сенатор не мог не рассчитывать, что если бы тот оставался жив, то истратил бы на политические происки половину приданого своей жены, иными словами – выбросил бы полмиллиона буквально на ветер.
«Правда, я не буду, – размышлял жених Розариты, – ни графом, ни маркизом, ни герцогом, но это и неважно: для меня гораздо приятнее иметь полмиллиона песо, чем все титулы Испании! К тому же, благодаря этому печальному событию, ускоряется дело с браком… Так что, может быть, даже и к лучшему, что дон Эстебан почил в бозе!»
– Несчастный дон Эстебан! – продолжал сокрушаться сенатор. – Господи, вот поистине неожиданный удар!
Почтенному дону Винсенто суждено было позднее убедиться, что гораздо лучше было бы для него, если бы дон Эстебан остался в живых.
Вернемся, однако, к Гайферосу, неожиданное исчезновение которого удивило дона Августина.
Оседлав коня, гамбусино, никем не замеченный, выехал на равнину и направился в обратный путь в президио.
Дорога, по которой он ехал уже довольно долго, казалась совсем пустынной. Лишь изредка встречались одинокие всадники, с которыми он нетерпеливо обменивался традиционными поклонами и спешил дальше: очевидно, это были не те, кого он искал.
День был уже на исходе, когда Гайферос испустил радостное восклицание, заметив приблизившихся к нему рысью трех всадников. То были канадец, испанец и Фабиан. Гигант-охотник сидел на могучем муле, превосходившем размерами самую крупную лошадь. Однако и этот мул не вполне соответствовал своему грузному седоку. Фабиан и Хосе ехали на превосходных скакунах, отобранных у индейцев.
Молодой охотник сильно изменился с тех пор, как покинул асиенду Дель-Венадо.
Горестные и неизгладимые воспоминания заставили побледнеть и осунуться его щеки. Преждевременные морщины избороздили его лоб, а в его глазах мрачным огнем горела страсть, пожиравшая его сердце. Но эта худоба, бледность и болезненный взгляд, пожалуй, делали его привлекательнее в глазах женщин.
Не должно ли было это лицо напомнить Розарите любовь, которой она смело могла гордиться? Не говорило ли оно красноречиво о множестве перенесенных опасностей, которые окружали его двойным ореолом славы и страдания? Что касается двух прочих охотников, то, несмотря на солнце, лишения и опасности всякого рода, они ничуть не изменились, разве только их лица еще больше потемнели от загара.
При виде гамбусино в их глазах отразилось только любопытство, без малейших признаков изумления. Должно быть, взгляд Гайфероса удовлетворил их, поскольку свидетельствовал, без сомнения, о том, что все произошло согласно их ожиданию. Один Фабиан обнаружил некоторое удивление, встретив своего старого товарища так близко от асиенды Дель-Венадо.
– Так вы расстались с нами близ Тубака лишь для того, чтобы встретить нас здесь? – спросил он гамбусино.