Лесной бродяга. Т. 2

– Спасибо, Фабиан! Хвала Богу, что Он возвратил мне тебя с сердцем благородным и любящим. Посмотри, до сих пор видны следы костра, около которого я когда-то сидел. Вот и головни, еще черные, хотя их омывали дожди в течение долгих зимних месяцев. Вон дерево, к которому я прислонился в тот день, лучший день моей жизни. Ты скрасил мое существование. С тех пор как ты сделался моим сыном, каждый день был для меня днем истинного счастья. И это продолжалось вплоть до той минуты, когда я узнал, что не моей любви жаждет твое молодое сердце!

– Зачем же возвращаться опять к этому предмету, батюшка? – отвечал Фабиан с кроткою покорностью, которая, однако, была мучительнее для охотника, чем самые горькие упреки.

– Ну, хорошо! Оставим этот разговор, если он на тебя действует тяжело. Мы возобновим его после окончания испытания, которому я должен подвергнуть тебя!

Отец с сыном замолчали и стали прислушиваться к голосам пустыни. Один Бог знает, что они говорили, эти голоса, их смятенным душам.

Солнце клонилось к горизонту; вечерний ветерок ласкал прохладным дыханием листву деревьев. Оживившиеся птички снова защебетали, перелетая с ветки на ветку; цикады трещали в траве, а вдали слышались голоса обитателей леса, радовавшихся возвращению прохлады.

Спавшие проснулись. После основательного ужина из припасов, привезенных Гайферосом с асиенды Дель-Венадо, четверо путешественников стали спокойно и сосредоточенно дожидаться решительного момента.

День померк, и вскоре мириады звезд засверкали на небесном своде, точно искры, оставленные солнцем после своего захода. Наконец, как и в тот знаменательный вечер, когда раненый Фабиан подошел к костру канадца, взошла луна и залила своим серебристым светом лужайку леса и купы деревьев.

– Будем зажигать костер? – спросил Хосе.

– Непременно. Что бы ни случилось, мы проведем ночь здесь! – отвечал старый охотник. – Не так ли, Фабиан?

– Мне все равно, – произнес молодой человек. – Ведь мы же решили больше не разлучаться.

Как мы уже говорили, Фабиан давно понял, что канадец не может даже с ним жить на лоне городской жизни, не испытывая ежеминутно сожаления по просторам и воздуху пустыни. С другой стороны, ему было также известно, что Розбуа не мыслил жизни без него, а потому он и обрекал себя великодушно в жертву последним годам старого охотника. Чувствовал ли Розбуа всю величину этого самопожертвования? Не была ли та слеза, которую он утаил утром, выражением его признательности?

Звезды уже показывали одиннадцать часов, когда канадец обратился к своему приемному сыну.

– Поезжай, дитя мое! – сказал он. – Достигнув того места, где ты расставался с женщиной, быть может любившей тебя, положи себе руку на сердце и посмотри, не забьется ли оно скорее. Если нет, то возвращайся сюда, так как это будет значить, что прошлого больше не существует для тебя!

– Я вернусь сюда, батюшка! – ответил Фабиан грустным, но твердым тоном. – Воспоминания для меня все равно что дуновение ветра, не оставляющего следа!

С этими словами молодой человек медленным шагом двинулся в путь. Ночной ветерок умерял горячее дыхание уснувшей земли. Полная луна заливала светом поля, на которые он вступил, выйдя из леса, и которые простирались вплоть до ограды асиенды. До сих пор он ступал хотя и медленным, но твердым шагом. Но когда он сквозь стлавшийся по земле серебристый туман заметил белую стену асиенды и среди нее знакомые очертания пролома, его ноги дрогнули и еще более замедлили шаг. Была ли то боязнь неизбежного поражения, о котором ему нашептывал тревожный внутренний голос? Или на него вдруг нахлынули воспоминания о былом, более яркие и мучительные, чем когда-либо?

Вокруг стояла глубокая, прозрачная тишина.

Внезапно Фабиан вздрогнул и остановился, точно заблудившийся путник, которому померещилось впереди привидение.

В темном проломе ограды виднелась белая стройная фигура, точно слетевший с неба ангел первой и единственной любви. Спустя мгновение грациозное видение как будто исчезло. Но это только так показалось его помутившемуся взору: на самом деле фигура осталась на прежнем месте. Собравшись с силами, Фабиан двинулся вперед; видение не исчезало.

Сердце у молодого человека готово было разорваться. Страшная мысль мелькнула у него в голове: ему почудилось, что он видит перед собою тень Розариты. Для него было несравненно легче знать ее хотя и отвергнувшей его, но, по крайней мере, живой, чем увидеть в образе грациозной и благожелательной к нему тени.

Его сомнения не рассеялись и тогда, когда раздался нежный голос, прозвучавший в его ушах как небесная мелодия.

– Это вы, Тибурсио? – проговорило видение. – Я вас ждала!

Кто же может, кроме духа из другого мира, предугадать его возвращение из такой дали?

– Розарита? – растерянно пробормотал Фабиан. – Или это только обманчивое видение, которое сейчас исчезнет?

И Фабиан даже остановился, боясь спугнуть этот милый образ.

– Это я! – ответил тихий голос.

«О Боже! Испытание будет более мучительным, чем я предполагал!» – подумал Фабиан.