Лесной бродяга. Т. 2

Молодой человек сделал шаг вперед и снова остановился: бедняга уже не надеялся более ни на что.

– Каким чудом вы оказались здесь? – спросил он.

– Я прихожу сюда каждый вечер, Тибурсио! – отвечала молодая девушка.

При этих словах сердце Фабиана дрогнуло от прилива любви и надежды.

Мы уже говорили, что при первой встрече с Фабианом Розарита скорее умерла бы, чем решилась признаться, что любит его. Но с той поры она так исстрадалась, что теперь ее любовь преодолела девичий стыд, и со смелостью, какая зачастую проявляется у чистых натур и которая при этом нисколько не оскорбляет их целомудрия, девушка просто сказала:

– Подойдите, Тибурсио. Возьмите мою руку!

Одним прыжком Фабиан очутился возле ее ног и судорожно сжал протянутую ему руку.

Он пытался заговорить, но голос изменил ему.

Розарита остановила на нем взгляд, полный тревожной нежности.

– Дайте мне посмотреть на вас, Тибурсио. Как вы сильно изменились. О да! Горе оставило след на вашем челе, но слава украсила его. Вы столь же храбры, сколько прекрасны, Тибурсио. Я с гордостью узнала, что опасность никогда не заставляла вас бледнеть!

– Вы знаете? – изумился Фабиан. – Что же вы знаете, сеньорита?

– Все, Тибурсио, вплоть до ваших тайных мыслей и вашего присутствия здесь… Вы понимаете? И вот я тоже здесь!

– Прежде чем я осмелюсь понять вас, Розарита, – отвечал Фабиан, до глубины души потрясенный нежностью, звучавшей в словах девушки, – позвольте мне, во избежание ошибки, которая на этот раз убьет меня, задать вам один вопрос.

– Говорите, Тибурсио, – нежно произнесла Розарита, чистый и целомудренный лоб которой белел в лунном свете. – Я и пришла сюда, чтобы вас выслушать!

– Слушайте, – сказал молодой граф. – Шесть месяцев назад я должен был отомстить за смерть родной матери и Маркоса Арельяно, ставшего моим вторым отцом; так что если вам все известно, то вы должны также знать и то, что я уже не…

– Вы всегда были для меня только Тибурсио! – перебила Розарита. – Я не знала дона Фабиана де Медиана!

– Несчастный, готовившийся искупить свое преступление, убийца Марка Арельяно, словом, Кучильо умолял о пощаде. Я бы на это не согласился, но он вдруг вскричал: «Я прошу во имя доньи Розариты, которая вас любит, так как я слышал…» Несчастный находился на краю пропасти. Из любви к вам я готов уже был простить его, когда мой друг внезапно сбросил его в бездну. Много раз потом в тиши ночей я вспоминал этот умоляющий голос и при этом спрашивал себя с тоскою: «Что же такое мог слышать Кучильо?» И вот теперь я спрашиваю вас об этом, Розарита!

– Раз, один только раз мои уста выдали тайну сердца. Это случилось здесь, на этом самом месте, когда вы покидали наш кров. Я повторю, что сказала тогда!

Молодая девушка, казалось, собиралась с силами, чтобы поведать наконец этому человеку, как она его любит, и высказать это в выражениях ясных и страстных. Потом она подняла на Фабиана взгляд, сиявший тою девственною невинностью, какая больше ничего не боится, потому что уже не ведает сомнения.

– Я слишком много выстрадала, Тибурсио, чтобы еще оставалось между нами какое-либо недоразумение. Теперь, когда мои руки лежат в ваших, мои глаза смотрят в ваши, я повторю, что сказала тогда. Вы бежали от меня, Тибурсио. Я знала, что вы уже далеко, и думала, что только Бог слышал меня, когда я во след тебе крикнула: «Тибурсио, Тибурсио! Вернись! Я люблю тебя одного!»

Весь дрожа от блаженства, Фабиан благоговейно опустился на колени перед любимой и проговорил прерывающимся голосом:

– Я твой навсегда, Розарита! На всю жизнь!

Внезапно Розарита слегка вскрикнула. Фабиан обернулся и остолбенел.

В двух шагах стоял, опершись на дуло своего длинного карабина, Розбуа и с глубокой нежностью смотрел на молодых людей.

– О батюшка! – в отчаянии вскричал Фабиан. – Простите ли вы меня за то, что я побежден?

– Кто же устоял бы на твоем месте, мой милый Фабиан?! – отвечал с улыбкой канадец.

– Я изменил своей клятве, – продолжал Фабиан. – Я обещался любить только вас. Простите меня!

– Дитя, к чему ты умоляешь меня о прощении, когда, напротив, я виноват перед тобою! Ты оказался великодушнее меня, Фабиан. Ослепленный своей любовью к тебе, я вырвал тебя из цивилизованной жизни и увлек в пустыню. И я был счастлив там, так как лишь на тебе сосредоточилась вся привязанность моего сердца; я думал также, что и тебе хорошо. Ты безропотно согласился пожертвовать ради меня своей молодостью. Я сам не пожелал этого, но и тут я проявил больше свой эгоизм, чем великодушие, ведь если бы тебя убила тоска, я немедленно последовал бы за тобою!

– Что вы хотите сказать? – спросил Фабиан.