Сколь бы сильное горе ни постигло человека, Бог не позволяет ему преступать права природы далее известного предела, так как и вся-то жизнь человеческая есть не что иное, как непрерывные чередования горя и радости, которых никто не может избежать. Вот почему человек хоть и негодует на свою слабость, но в конце концов принужден бывает принимать пищу.
Окончив свою скудную трапезу и не ведая, каким образом они добудут себе пропитание без ружей, друзья терпеливо возобновили исследования почвы. Здесь было еще труднее найти какие-либо следы на размытой дождем земле. Кроме густого тумана, вечно висевшего над вершинами Туманных гор, из недр промокшей почвы беспрерывно выходили новые испарения, а из глубоких ущелий пары поднимались высокими спиралями.
Подробный осмотр окружающей местности не дал охотникам никаких руководящих признаков. Закутанные в густой туман, друзья даже потеряли друг друга из виду, а когда Хосе, желая переговорить с канадцем, окликнул его, то не получил ответа. На вторичный оклик ему отвечал чей-то голос, но это не был голос канадца. Изумленный испанец вскричал тоном, который он принимал обыкновенно берясь за карабин:
– Кто там, чтоб вас всех черти взяли?!
– На кого это ты сердишься? – произнес из тумана голос канадца.
– Сеньор Красный Карабин, сеньор Хосе, где вы?
– Здесь! – отвечал Хосе, узнавая голос Гайфероса.
– Слава богу, я нашел вас и теперь не умру с голоду среди этих проклятых гор! – говорил гамбусино, выходя из полосы тумана.
«Вот еще один кандидат на питание кореньями», – подумал он и продолжил уже вслух:
– Ты в плохую минуту попал к нам. Охотники без ружей – плохие помощники!
– А дон Фабиан? – поспешно спросил Гайферос, не забывший, что вмешательству молодого человека он был обязан своей жизнью. – Неужели случилось несчастье, которое я предчувствовал?
– Он в плену у индейцев, а мы, как видишь, без оружия и припасов, брошенные, словно дети, в жертву диких зверей, индейцев и, что всего хуже, голода. Впрочем, прежде чем поведать тебе о наших злоключениях, дай мне сказать пару слов Розбуа.
Испанец обратил внимание канадца на следы человеческих ног у подножия куста полыни, сохранившиеся, несмотря на дождь.
– Вот след индейского мокасина, а здесь отпечаток подошвы сапог белого! – заметил он.
Канадец не долго разглядывал следы, на которые указал ему испанец.
– Это следы не Фабиана, – ответил он. – Помнишь, как всего несколько дней назад мы встретили подобные же следы, когда гнались за убитой нами косулей? Надеюсь на Бога, но ничто не указывает, что Фабиан еще жив!
– Разве вы еще сомневаетесь в этом? – спросил с участием Гайферос.
Здесь, в первый раз со времени присоединения к ним гамбусино, канадец бросил на него признательный взор. Он был поражен переменой, произведенной в этом человеке сорока часами голода и страданий.
– Сомневаемся ли мы, что Фабиан жив? – спросил испанец. – Еще бы! Мы покинули его буквально на полчаса и больше уже не видали. Но что вы говорили сейчас о несчастии, которого вы опасались?
– Вчера вечером, – начал Гайферос, – видя, что вы не возвращаетесь, несмотря на данное мне обещание, и опасаясь погибнуть от голода, поскольку оставленный мне вами запас провизии истощился, я решился сам помочь себе. Сначала я пошел было по вашим следам, но потерял их близ этих гор и продолжал идти дальше наугад. Уже в сумерках я прибыл в одно место, у подножия которого текла река. Бросив туда взгляд, я заметил на поверхности воды соломенную шляпу Фабиана.
– Где же это? – вскричал радостно канадец. – Хосе, дружище, мы напали на след похитителей. Лодка, которую я видел, несомненно, этих людей. Ведите нас в то место!
Замечательно, что теперь, когда он испытал тяжкий удар судьбы, канадец уже не честил пиратов и их союзников прозвищами негодяев и демонов, что бывало прежде. Несчастье, подобно очищающему действию огня, по-видимому, облагораживает тех людей, которых оно постигает.
Радостью было проникнуто все существо старого охотника, и, пока они оба шли вслед за Гайферосом, он заботливо расспрашивал последнего о перенесенных невзгодах.
– Богу было угодно, – отвечал гамбусино, – чтобы вокруг меня оказалось множество той чудесной травы, которая известна под названием «трава апачей» и сок которой немедленно затягивает раны. Я растер немного этой травы между двумя камнями и из мякоти ее сделал себе компресс. Через несколько часов я почувствовал такое облегчение, что мне так захотелось есть, что я уничтожил весь оставленный вами запас провизии.
– Вы видели шляпу Фабиана, когда шли к нам? – спросил Хосе.
– Да, и это открытие заставило меня опасаться несчастия, которое, с сожалением вижу, уже совершилось.
Испанец, в свою очередь, вкратце сообщил их новому спутнику, ниспосланному им судьбой, о выдержанной ими осаде и о печальной развязке ее.
– Кто же эти пройдохи, оказавшиеся сильнее, храбрее и искуснее вас? – спросил Гайферос с тем изумлением, которое ясно показывало, как высоко ценил он опыт, силу и неустрашимость своих спасителей.