Лесной хозяин

20 апреля 1947 г.

«Впервые за долгое время провёл вечер не за работой. Но так было надо: племяннице пришлось пережить совершенно душераздирающий опыт – хотя, к счастью, и не связанный с лесом; виновато моё кострище. Вероятно, после взрыва в Техас-Сити ей пришлось увидеть очень много такого, чего ребёнку лучше не видеть. Вчера, когда за мной прибежала миссис Джонс, я нашёл Ленору еле живой, лицо бледное как полотно, а во взгляде, на щеках и на губах – мýка, слишком знакомая мне самому.

Не стоит ей знать всех ужасов катастрофы, которая отняла у неё (и у меня?) семью. Газеты я попрятал, миссис Джонс клялась на этот счёт молчать, а сам стараюсь лишний раз с племянницей не встречаться.

Потому что горе – это капкан.

Вот и она, несмотря на все мои меры предосторожности, пришла в отчаяние при виде кострища. И, пожалуй, мне это понятно. Я тоже прихожу в отчаяние от всего, что вижу в этом доме. От вида её комнаты, где должна была бы спать моя дочь. От комнаты напротив, где должен был бы спать мой сын. В своей собственной спальне, потому что матрас продавился в одной половине и остался идеально ровным в другой – в той, где должна была бы спать моя жена.

Надо идти делать работу, а я всё не могу отойти от племянницы.

Где-то около полуночи я видел мерцающую полоску, значительно толще, чем прошлой ночью, и она скользила к окну Леноры. Но окно было закрыто – я сам закрыл его на ночь, – и когда светящаяся полоска добралась до стекла, она не прошла сквозь него, а растеклась по поверхности с той стороны, превратившись в растопыренные пальцы, в ладонь кого-то невидимого, какого-то неведомого существа из недр леса. Эта призрачная рука прижалась к окну и застыла, а когда отняла пальцы от стекла, на её месте появилась надпись. Сверкающие буквы – сообщение для Леноры: „Приди в лоно семьи, дитя“.

Теперь я вижу: тёмные силы, заключённые в лесу, не похожи ни на что, с чем я сталкивался в своих изысканиях – да и вообще в жизни. В историях, которые я отыскал у нас в библиотеке и мог бы обнародовать, но которых не знает никто в округе и серьёзно никогда не примет, – так вот, в них рассказывается о человеке, приговорённом к смертной казни и повешенном в этом самом лесу несколько столетий назад. Тот мертвец, то есть не совсем мертвец, и живёт там по сей день.

Нет такой науки, которая объяснила бы его существование. Нет такой эмпирической формулы, чтобы извлечь из него эссенцию. Нет такой математической функции, чтобы предсказать его следующий облик, его силу или намерения. Это тёмная и загадочная субстанция, которая кормится горем живущих в Замке. А горя тут для неё предостаточно. Здесь всегда было много горя.

И просто укрыть горюющие сердца в стенах Замка не решение.

Решение – моя армия. Мне прямо не терпится вернуться к работе, внести уже оставшиеся поправки и увидеть воочию, как сбываются мои упования.

С первой зарёй я наконец смогу вернуться к себе в лабораторию, вернуться к самой крупной исследовательской работе за всю мою научную карьеру. Пусть среди утренних солнечных лучей, бьющих в окно с видом на лес, меня будет ждать мой луч надежды.

Лесному духу нас не одолеть».

Из «Дневника о проделанной научной работе» Ричарда Коула