Лесной колодец

А р с е н и й. Так бы и остановил ходики: как молотком дубасят по голове. Опять у Горбуновых зажгли лампу, Валентина тоже небось не спит. Если бы не было второго ребенка, она бы и не приехала. Время не поворотишь, ошибку не поправишь. Всего пустяк остается до рассвета, как ни мудри, а надо что-то предпринимать. Эх, елки зеленые!

М а р и я. Зря ходили в Коромыслово, поторопились договориться с Прокопьевной: на кой ляд брать еще овцу? Тут такая канитель, что и свое-то бросить не жалко. Может быть, посоветоваться с папашей? Нет, выйдет лишь преждевременная ссора, пусть хоть ночь-то пройдет спокойно. Арсений молчит, как воды в рот набрал, неизвестно, что думает. Невыносимо эдак-то, лежим на одной постели, боимся прикоснуться друг к другу, как принудиловку отбываем.

А р с е н и й. Если бы можно было избавиться от встречи с ней! Как быть с ребятишками? Верно, надвое не разорвешься, сам со всех сторон увяз, как муха в меду. Мария тоже терпит, терпит, да уйдет к матери в Фоминское. Вот какие получаются крести козыри.

М а р и я. Даниловна наряжала ячмень жать. Какая я сегодня работница? Беда не мешок — с плеч не свалишь… Ночи-то какие темные стали, будто конец света. Нипочем не уснуть, скорей бы встало солнышко. Пораньше пойти самой к Горбуновым и поговорить без ругани? Вряд ли чего получится…

Арсений поднялся с кровати, сел к окну. Тупо смотрел на оранжевую полоску зари, назревавшую за лесными увалами. Начинало светать, приближение утра пугало его, хотелось разобраться в душевной сумятице, пока тишина в доме и на улице, но мысли возникали суетливые, бестолковые.

Торопливо прошла мимо окон неугомонная Лизавета Суматохина, на плече у нее позвякивали две косы, а позади поспевала вприпрыжку дочка Оля: не дает поспать девчонке, рань раннюю тащит с собой на покос. Весь сентябрь еще будут косить своим коровам, урывками, до колхозной работы и после.

Вот уж совсем рассвет подступил к деревне. Тусклая полынья неба начала раздвигаться вширь, роса пала на траву, на крыши, изгороди; камень под липами, остыв за ночь, так взмок, что крупные капли скатывались с него, оставляя подтеки. Призрачно осветился весь угор к реке, казавшийся белесым, будто бы в инее.

Арсений сыпнул из кисета в обрывок газетки трескучего самосаду, как тот солдат в сказке, которому царь разрешил исполнить последнее желание перед казнью.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

Солнце слегка позолотило листву на липах, опустилось по стволам к земле, зажигая траву; по косогору тонко задымилась роса. Вразнобой, спеша не отстать друг от друга, ударили петухи, их голоса уносило далеко вниз по реке.

Коровы ленивой перевалкой выбирались из узких дворовых калиток на улицу, потягивались, отлежав бока. Хозяйки поторапливали их, ласково шлепая ладонями и окрикивая. К верхнему прогону прошел пастух Павел Захаров. Где-то успел наколотить яблок — карман длинного балахона оттопырился, — наверное, кислятина, потому что надкусывает да швыряет в дорожную пыль.

Вроде бы обычное утро, только бабы, проводив коров в поле, не разошлись по домам, собрались у колодца против Куприянова крыльца, через дорогу. Перешушукиваются, с любопытством поглядывают на окна. Дарья Лузиха, как атаман, тычет в сторону Горбуновых пальцем, наклоняется то влево, то вправо и что-то шипит гусыней — не разобрать, а понятно: худые вести не лежат на месте… Примолкли, когда появилась на улице Валентина с детьми, смотрели на нее, как на какого-то диковинного человека.

Она не дрогнула перед ними, прошла мимо к Куприяновым и постучала кулаком в дверь. Мария видела все это из окна. Будто оцепенелая, она сидела на лавке, совершенно не зная, что делать в этот момент. Белый свет мрачнел в глазах. Витюшка еще спал, Арсений был наверху.

— Мария, поди открой! Слышь, кто-то барабанит? — сказал свекор. — Ты что, оглохла?

— Ой, папаша, ты ничего не знаешь! Это к Арсению прикатила баба с ребятишками, жил ведь он с ней!

— Дела-а, как сажа бела. — Старик озадаченно потоптался середь избы, потер пальцами мелкую рябь морщинок на своем праведном лбу. — Однако открою, холера ее забери!

Иван Матвеевич вышел на крыльцо, сердито посмотрел на упрямую женщину с черными немигающими глазами, на ребятишек и толпу, придвинувшуюся к самой избе.

— Ты что, красавица, колотишься в двери? Чего здесь потеряла?

— Мне с Арсением поговорить надо. Зачем он прячется от меня? Пусти меня к нему!

Женщина шагнула к порогу, старик загородил путь дверной припориной:

— Погоди, погоди! Ты кто ему будешь-то?

— Нечего допросы устраивать, — раздраженно ответила она. — Арсений, ты слышишь меня? Выйди сюда!

— Не пускай, Иван Матвеевич, — посоветовали из толпы. — Вишь, за чужим мужиком пригналась!

Валентина повернулась к бабам, укоризненно и ненавидяще окинула их взглядом:

— Да какой он мне чужой! Небось детки-то евонные, не откажется.