Лесной колодец

Когда Филимоновы разом подали заявления на увольнение, Дубровин, не предполагавший такого исхода, откровенно растерялся. У него была такая же нехватка людей, как в «Ударнике», он с трудом нашел замену Тимофею (временно согласилась ходить на ферму женщина из другой деревни), теперь надо было искать еще доярку на место Анны, тракториста на Николаев трактор… Хорошо, что к осени закончится строительство нового коровника в центральной усадьбе: ферму в Заречье придется ликвидировать.

Да, он вынужден был признать, что терял большую и в общем-то работящую семью, и причиной всему был этот смутьян Тимофей. С одной стороны, Дубровин сознавал правоту своей строгости, потому что, если потакать разгильдяйству, весь совхоз можно развалить, с другой — понимал, что допустил какую-то стратегическую промашку. Например, дать бы жилье Николаю с Валентиной, чтобы отделить их от родителей, да поздно спохватился. «Их уж соблазнили другим пряником, и вряд ли я их остановлю. Видишь ли, рай нашли у Окладникова! Что и говорить, мужик не промах, — с досадой думал Дубровин. — А как быть с Поляковой? Вот еще одна проблема».

Три дня заявления лежали в столе, никто не взял обратно. Дубровин колебался, но и подписав их, все еще не был уверен в правильности своих действий. Не удержался, позвонил Окладникову:

— Привет, Кузьма Петрович! Говорят, твоего полку прибыло? — нарочито бодро сказал в трубку. На том конце провода послышалось сопение и покашливание: Дубровину сразу представилась довольная улыбка Окладникова, его уверенная, солидная фигура.

— Это ты про Филимоновых?

— Про кого же? Переманиваешь у меня людей, не по-соседски получается. Ведь берешь их?

— Беру. А какой в том грех? Не часто к нам приходят с такими просьбами. Сам же смеялся, когда я цыган принял на работу. Ха-ха! Не взыщи, как говорится, дружба дружбой, а табачок врозь…

Дубровин почувствовал, как в нем поднимается злость на Окладникова, на Тимофея Филимонова, причинившего ему столько забот, на собственное бессилие в этой проигрышной ситуации. Казалось, чего проще, если человек работает через пень-колоду, взять и уволить его, так нет, он же и торжествует над тобой, и все потому, что нехватка людей, каждый знает себе цену.

— Выходит, так… Ладно, богатей, Кузьма Петрович, — с ноткой укора сказал Дубровин.

— Да ты не серчай!

— Что прикажешь делать, если из-за твоей подножки мне придется ферму в Заречье закрывать?

Опять послышалось кряхтение Окладникова. Дубровин с раздражением положил трубку и зашагал туда-сюда по кабинету. В конторе никого уже не было, только шофер возился около машины под окном. На столе лежали разгаданным пасьянсом три заявления Филимоновых. Возникла крайняя мысль о том, что еще не поздно поехать самому в Заречье, отдать им назад пусть и подписанные заявления, чтобы собственноручно порвали, будто бы их и не писали, чтобы кончить эту скверную историю мировой. Ради интересов дела.

Через несколько минут машина катилась под изволок вспаханным паровым полем. Дубровин забывчиво смотрел по сторонам, настраивая себя на предстоящее объяснение с Филимоновыми, и чем ближе подъезжали к деревне, тем больше усиливались его сомнения в необходимости такой дипломатии, противной его натуре. «Для чего я это делаю? Чтобы не уступить Окладникову? Глупо. Чтобы временно утрясти обстановку на ферме? Тоже куцая стратегия. Будет ли польза и каков пример возьмут другие? — спрашивал себя он. — Нет, уговорами авторитета не наживешь, скорее последний растеряешь. Совсем обнаглеет Филимонов».

Уже сверкнула за ольховниками излука Воркуши, показалась и сама деревня, когда Дубровин, к удивлению шофера, сказал спокойным тоном:

— Поворачивай, Дима, обратно.

Дима только пожал плечами, но по скромности своей не стал спрашивать о причине переменчивых указаний.

— Иногда необходимо вовремя остановиться… Пожалуй, так будет лучше, — не объясняя шоферу, а рассуждая вслух, добавил Дубровин.

6

В назначенный день Окладников прислал трактор с тележкой и машину. Погрузили все пожитки, женщин посадили в кабину, мужики забрались наверх в кузов. Сразу почти наполовину обезлюдело Заречье.

И Лена Полякова, видимо, здесь не задержится. Чуть ли не каждый вечер в деревне появляется голубой мотоцикл Кости Смирнова: парень с серьезными намерениями, похоже, что дело у них кончится свадьбой, так что увезет он ее в свой богатый колхоз. Еще одна неожиданность для Дубровина.

Ферма осенью ликвидируется, потому что некому ее будет обслуживать. Значит, недолог век Заречья…

Тимофей Филимонов доволен новым жильем. Устроил шумное новоселье, нахально бахвалился:

— Дубровин думал, свет клином сошелся на евонном совхозе. Тьфу! Небось теперь почесывает затылок. Думал, поклонюсь я ему. Шалишь! У меня, брат, ребята — орлы, не дадут батьку в обиду. Скоро Игорь из армии воротится, избу перевезем: два наших дома будет в селе. Вот так! А то вдруг Филимонов нехорош стал. Скажи мне, кто не пьет-то? А? Только не каждый спроста, как я. Ну, употребляю, бываю малость пьян — не велик изъян. Нынче уважать надо человека. Понятно?

ОСЕНЬЮ БУДЕТ ПОЗДНО

1