Лесной мудрец

Поначалу мастер рассказывал, что не стремится отразить все нюансы, а старается почувствовать атмосферу и передать эмоции и ощущения от её созерцания. Но после нескольких вопросов «Как выбрать подходящую технику?» или «Как определить правильное количество краски»? перестал это делать. У него был только один ответ: «Никак. Это надо почувствовать», но он бы вряд ли устроил спрашивающих.

Ему прощались и смелые эксперименты, и отчуждённость, когда он с головой уходил в работу и никого к себе не пускал. Все знали – после затишья художник представит миру новое великолепное творение. Вячеслав ценил такие моменты, потому что именно тогда его наконец все оставляли в покое, и он мог чувствовать мир вокруг. Он мог чувствовать каждую струну своей тонко настроенной души. Он мог чувствовать самого себя…..

*****

Солнце медленно поднималось из-за горизонта, освещая мастерскую золотисто-бархатным светом. Вячеслав открыл глаза – он задремал лишь под утро, обессилев от усталости и изнеможения. Ещё одна бессонная ночь, ещё десяток скомканных листов, ещё несколько выжатых тюбиков краски. «Всё. Я больше не…», – подумал было художник, но прервал мысль, не позволив её закончить. «Творческий кризис. Ничего, бывает, – уговаривал себя мастер, – главное – продолжать работать и сюжет появится сам». Он помолчал немного, и, глядя на разбросанные листы бумаги вокруг, вздохнул: «По крайней мере, хотелось бы в это верить».

Однако с каждым днём былая уверенность таяла всё быстрее. Его замысел – написать идеальный женский портрет – казалось, рассеивался с приходом очередной натурщицы. Их было много: профессиональных моделей и простых любительниц искусства, молодых девушек и умудрённых сединами женщин. Но ни в одной из них не было того, что он искал.

– Ты стал слишком капризен, Слава, – обиженно говорил его знакомый, проводив очередную даму за порог, – я тебе такую дорогую натурщицу привёл – ты на неё даже толком не взглянул.

– А я читаю по глазам.

– Ты хоть успел заметить, как она безукоризненно одевается и держится? – возмущался Эдуард.

– Красоту женщины определяет не дорогой внешний вид, а тот взгляд, который дорогого стоит, – парировал художник.

– С тобой бесполезно разговаривать, – устало вздыхал тот, – ты сам не знаешь, чего хочешь.

– Не знаю, – соглашался Вячеслав. – Но всё равно приведи сюда ту женщину, с которой я смогу написать идеальный портрет.

Эдуард молча разводил руками и, задумчиво нахмурившись, отправлялся домой, снова перебирая в памяти имена знакомых девушек. Он относился к мастеру с огромным уважением и старался помогать ему, как мог, хотя и не всегда понимал его идеи.

…..«Сварю кофе и снова за работу», – подумал Вячеслав, пытаясь стряхнуть с себя сонливость и усталость. Он давно потерял счёт времени и работал неистово, с каким-то отчаянным напором, как будто от этого зависела скорость написания картины. На самом деле она не зависела ни от чего, – и он это знал – только от вдохновения, которое до сих пор не появлялось. Но художник не откладывал кисти, может быть, именно поэтому – процесс занимал его полностью, не позволяя слишком погружаться в размышления о том, почему первый раз в жизни у него не получается сделать то, что он задумал.

Слава стоял посреди мастерской, оглядывая стены, увешанные набросками, эскизами и картинами. Он вспоминал о том, как мальчишкой рисовал всем, что попадалось под руку – карандашом, красками, ручкой, углём, даже зубной пастой. Ему было неважно, на чём – на бумаге, обоях или заборе – главное – рисовать. Тогда взрослые возмущались: «Он так все вещи перепортит. Что вы ему позволяете?!», а родители понимающе улыбались и покупали ещё одну упаковку краски и новый альбом. Они всегда его поддерживали и верили в него – может быть, даже больше, чем он сам – и именно им мастер был обязан тем, чего достиг сейчас. А вот в женщинах он такого понимания не находил.

– С тобой невозможно разговаривать ни о чём, кроме красок! – бросила одна из них, хлопнув дверью.

– Ты проводишь у мольберта больше времени, чем со мной! – ругалась другая. – Выбирай: или мастерская, или я!

И Вячеслав молча уходил к своим картинам, не в силах объяснить, что любит и её, и работу – одинаково сильно, и всё-таки по-разному – ни одна женщина не могла этого понять.

– Может быть, идеальный портрет вообще не может существовать? – раздумывал мастер, потягивая крепкий горячий кофе. – Ведь для того, чтобы его создать, нужна идеальная женщина, а таких, наверное, не бывает…..

– Красивые картины Вы пишете. Чувственные, – раздался с улицы звонкий женский голос.

Художник обернулся. Около окна стояла юная девушка в лёгком бело-голубом платье, с лукошком спелой малины и букетиком полевых цветов в руках. Её светлые волосы струились по загорелым плечам, а ясные глаза излучали какую-то особую мягкость и доброту. Она улыбалась открыто и нежно, и, казалось, что эта улыбка обращена даже не к собеседнику, а сразу ко всему, что её окружало.