Лесной Охотник

Как только Майкл Галлатин сумел заставить себя встретиться со своими собственными глазами в зеркале, он открыл безупречный серебряный кейс, лежавший на раковине из синего фарфора, на крышке которого красовалась монограмма в виде двух заглавных букв «H» и «J». Из кейса он извлек две части походной опасной бритвы «Золинген», лишний раз убедившись, что немцы умели делать по-настоящему качественные инструменты… некоторыми из этих инструментов запросто можно было убить.

Он соединил две части бритвы вместе и рассмотрел предмет в своих руках так, будто он был произведением искусства. Затем включил холодную воду и подставил край лезвия под струю. Некоторое время он стоял перед зеркалом — совершенно обнаженный — и изучал свое лицо, словно пытался узнать его. Майкл уже не был уверен в том, что именно видит за этими зелеными глазами, которые хранили секреты даже от самих себя. Сейчас он мог лишь сказать, что эти глаза слегка покраснели и выглядели уставшими от столь опасной работы… и от непрекращающейся войны.

Но — уставший или нет — джентльмен должен быть ухоженным, поэтому, не став тянуть с решением дольше нескольких секунд, он взбил мыльную пену и принялся сбривать щетину с правой щеки. На первом же движении рука предала его: Майкл сделал слишком резкий рывок, почувствовал мелкий укол боли, а затем ощутил, как теплая кровь течет от пореза к скуле.

Он стоял и смотрел, как маленькие ручейки крови стекают к его подбородку. Первый, второй, третий… они пахли, как кровавые колбаски на парижском рынке — свежие, сделанные после полуночи. Похоже, Майкл был настолько голоден, что даже собственная кровь могла разбередить аппетит зверя.

Но сначала нужно было закончить с бритьем — движение за движением, волосок за волоском — пока кожа не станет гладкой. Некоторые участки были особенно трудными и неподатливыми, некоторые сдавались легко. Не единожды в жизни ему приходилось получать серьезные травмы лица, и в эти периоды он надолго забывал про бритье, поэтому твердая черная щетина теперь даже при регулярном бритье не желала исчезать без боя.

Боль в щеке осталась, но она была совершенно незначительной по сравнению с тем, что уже приходилось переносить. Да и что бы подумала о нем его русская семья, если бы он не мог выдержать столь слабую боль?..

Он не желал позволять своим мыслям овладеть им сейчас. Когда покончит с бритьем, то сможет подумать, что делать с мертвой женщиной, лежавшей в постели. А пока… стоит просто продолжать приводить лицо в порядок. Она ведь этого хотела…

Некоторые волоски сурово цеплялись — то тут, то там — но боли практически не было. Лишь первое движение заставило его проникнуть под кожу слишком глубоко.

Так он стоял в ванной, в номере 214 отеля «Гранд-Фредерик» с его позолоченными стенами, синим фарфором и золотисто-синей плиткой на полу. Он наблюдал за тем, как из семи небольших порезов начинает сочиться кровь, чувствовал ее запах, напоминавший о ранах и слабости, и размышлял о том, как он сам когда-то оказался раненым и истощенным посреди русской глуши — так далеко от этого умирающего города Берлина. Что было бы, если б не стая Виктора? Лесные хищники… лесные охотники бы съели его, вгрызлись бы в его легкие и сердце… растащили бы все остальное мясо, которое осталось от него, чтобы получить силы. Они бы оставили его кости маленьким насекомым, живущим в гнилых бревнах, и в мире ничего бы не изменилось. В нем было бы все правильно. Совсем не так, как сейчас…

Майкл Галлатин, урожденный Михаил Галлатинов, впервые увидевший свет в Санкт-Петербурге тридцать четыре года назад, больше не был уверен в собственной правильности.

Ничто в нем особенно не изменилось, за исключением бритвенных порезов… за исключением дымки в глазах и плотно сжатых губ. Он был худым и подтянутым, с широкими плечами, узкой талией и достаточным количеством мускулов, чтобы продолжать заниматься своей работой. Его черные, по-военному коротко остриженные густые волосы на висках чуть тронула седина. На левой щеке виднелся шрам, который начинался под глазом и тянулся к волосам — его оставил убийца в Северной Африке в 1942-м году. Были у Майкла и другие боевые отметины, но в целом — ничего ужасного. Ничего, что нельзя было объяснить женщине, что совсем недавно была жива…. Совсем недавно она лежала на влажной простыни, опустив голову ему на плечо и блуждая своими любопытными пальцами по неровностям его плоти в желании изучить его солдатские отметины.

Он должен был вернуться и снова взглянуть на нее. Он подготовился к этому, как мог, его душа налилась сталью, однако с первым же шагом сталь обратилась в расплав. Он невольно задумался, убирая окровавленную бритву в тот металлический кейс, который она ему подарила, не следует ли после того, как он выпьет последний бокал шампанского и наденет мундир немецкого майора, поджечь кровать, чтобы отправить эту женщину в Вальхаллу надлежащим образом?