Лесной царь

— Не знаю. А кто же еще может?.. Ну, то было и прошло, что сейчас будем делать?

— Голова от мыслей вспухла, но без тебя все равно ничего не придумаю. Ждал тебя, ровно озябший солнца; как скажешь, так тому и быть.

— Понимаешь, какое дело… вещи у тебя нашли, чем тут поможешь? Они тебя не оставят в покое, пока ты не выдашь других, а этого сделать ты не смеешь! — промолвил Вуйо таким голосом, что Джюрица вздрогнул.

— Само собой… как можно выдавать! Но разве вытерпишь все эти пытки?

— А зачем тебе их терпеть! Кто тебя заставляет?

— Как… что же делать?

— Уходи в лес!

Казалось, стрела пронзила сердце Джюрицы. До сих пор он относился к этим разговорам как к пустой, далекой от дела болтовне. Правда, мысль о лесе непрестанно маячила где-то вдали, как черная точечка, которой он иногда лишь забавлялся, но вдруг «точечка» эта молниеносно приблизилась, превратившись в какое-то чудовище, схватила его и, не дав опомниться, со страшной силой сжала в своих объятиях.

— Поставить себя вне закона? — прошептал он. — Но и в лесу меня ждет пуля!

— Тогда оставайся здесь и терпи. Если выдашь, тебя ждет петля или яд; не выдашь — долгая каторга, тяжелые кандалы и все те страшные муки, о которых я тебе говорил. По мне, так свобода в лесу лучше, живи, пока жив, но зато по-царски.

— Знаю, но и там убьют.

— Что ж, от смерти все равно не уйти. Но я клянусь, буду беречь тебя как зеницу ока. А накопишь денег, иди себе на все четыре стороны.

— А как я отсюда выйду?

— Это уж моя забота. Ты только решай.

Джюрица в отчаянии прижался лбом к холодному железу и вздохнул. «Значит, разбойничать? — думал он. — А молодость? Будущее?.. Все рушится, все гибнет: в прах и пепел превратились дивные сны молодости». Каким прекрасным представлял он себе свое будущее! Но к чему сейчас вспоминать о нем, когда все рухнуло?! Да и как он мог надеяться на что-то хорошее, разве может бедняк ждать лучшей доли? Горе да нищета были бы вечными его спутниками… А так разве лучше?.. О, как тяжело!.. Неужто надо идти в лес, неужто нет иного выхода? Нет, конечно нет. Раз дядя Вуйо говорит, стало быть, так; он-то, конечно, все обмозговал. Но почему так сразу, с бухты-барахты, не обдумав! Ладно бы он совершил какое-нибудь страшное преступление, чтоб хоть не за зря ставить себя вне закона! А так, из-за безделицы!.. Но завтра начнется допрос, а ночью — оно…

— Так как же, племянничек! — заговорил Вуйо, нагнав на него страху и нарочно дав ему подумать. — Я должен знать немедленно, чтоб до рассвета договориться с людьми.

— Что ж… коли нельзя по-иному, пусть будет так! — растерянно прошептал Джюрица.

— Это не дело, ты скажи точно: да или нет!

— Сам небось видишь, согласен я… деваться некуда!

— Значит, твердо?

— Твердо!

— Ну, дай руку!

Джюрица протянул холодную, как лед, руку, и Вуйо пожал ее своими костлявыми пальцами.

— Да принесет тебе счастья твоя вторая мать — зеленая дубрава! А теперь немедля ложись спать и ни о чем не думай. Если удастся все состряпать нынче ночью, мы тебя разбудим. Попробую, чтоб не ломать стену, — может, Радисав согласится…

— Какой Радисав? — прервал его Джюрица.

— Твой тюремный надзиратель, ты его, наверно, знаешь!

— Как, неужто он…

— Ха, мой племянничек, не будь его, разве ты сидел бы в этой угловой камере с окном на улицу! Думаешь, я шутки шучу? Ступай ложись, а я пошел действовать.

V

Занялась заря. Весь городок, с извилистой, тихо журчащей речкой, окутал белый влажный туман. Он устлал своим легким покровом и всю лощину, по которой тянулась главная и единственная городская улица. Умолкли после долгого утреннего кукареканья петухи. Все еще сидя на жердях, они расправляют затекшие ноги и крылья, вытягивают вниз шеи, словно хотят удостовериться: не случилось ли чего на земле за ночь. Уже поскрипывают кое-где двери, тарахтят оцепы колодцев: это еще не очнувшиеся от сна ученики и подмастерья таскают воду своим свирепым хозяйкам, которые потягиваются на перинах подле своих откормленных и флегматичных мужей. Тускло мерцают перед кафанами фонари, точно души чахоточных стариков. То тут, то там отворяется окно, и в нем показывается заспанная голова, необычайно толстая рука почесывает затылок. С гор дует холодный резкий ветер. Город просыпается.

Распахнулась дверь уездной управы, и на пороге появился Радисав. Лениво сунув руку за пазуху, он почесывается, как человек, проспавший без просыпу целую ночь. Открылось окно и на верхнем этаже, в комнате стражников, и в нем появился только что пробудившийся от сна стражник. Поглядев на улицу, он почесал затылок, зевнул во весь рот и обратился к Радисаву, который все еще стоял на пороге.

— Погляди-ка, Раде, там, под окнами! Что-то мне всю ночь чудился какой-то стук.

— А-а-а-а… — зевнул Радисав и поднял заспанные глаза на стражника. — О чем ты?

— Погляди вон там. Под окнами.

Радисав неторопливо зашагал, окидывая взглядом стену, внезапно он остановился и воскликнул:

— Ух, проломана стена!..

— Что ты говоришь? — крикнул из окна стражник.