Лесной царь

Они поднялись и быстро сошли в овражек, который имел два ответвления, кончавшиеся обрывами. Над ними они заметили сначала одну, а потом и несколько белых рубах, кое-где поблескивали и ружья. Не было сомнений: они окружены. Свободными были лишь урочище, где на открытом месте их легко могли перестрелять, да река, что вилась между урочищем и лесом. Но как знать, не замкнулась ли цепь облавы у реки. Таким образом, оставалось либо снова податься рекой, где они могли наткнуться на преследователей, либо тихонько забиться в кусты, и, если их обнаружат, подороже продать свою жизнь…

— Что будем делать? — спросил Джюрица, бледнея и пугливо озираясь. — Поняла сейчас? — крикнул он сердито на Станку. — Говорил давеча по-хорошему, давай отведу тебя в Дойковцы…

— Оставь! — прервал его Пантовац. — Не видишь разве, что смертный час пришел!

«Что он говорит? Какая смерть? Кто умирает? Да, нам грозит гибель и… я умру!..» — подумал Джюрица, еще внимательней прислушиваясь к подозрительному шелесту.

— Бежим вниз по реке, — сказал он почти машинально, лишь бы что-то сказать и как-нибудь отогнать охвативший его страх.

— Давай, пожалуй; умирать один раз! — ответил Пантовац, дико сверкая глазами. — Дай ей револьвер, чтобы не шла с голыми руками! — сказал он Джюрице приглушенным голосом, кивнув на его пояс.

Джюрица вытащил из-за пояса револьвер и протянул его Станке. Они стали спускаться по оврагу вниз к реке. Но не успели сделать и двух-трех шагов, как наверху, над пропастью, кто-то крикнул во все горло:

— Вон они! Стреляй!

И тотчас вслед за этим раздался выстрел, и над их головами просвистела пуля. Казалось, тихой лесной глуши подали сигнал пробуждения. Весь лес вдруг огласился криками и стрельбой. Все чаще свистели пули, срезая ветки, падавшие к ногам беглецов. Порой пули впивались в буковые стволы, на которых тут же появлялась белая древесина.

Беглецы неслись изо всех сил, как только могут бежать люди, спасающиеся от смерти и знающие, что помочь им могут только ноги. Впереди, перескакивая легкими пружинящими прыжками через все встречающиеся на пути преграды, бежал Джюрица. В правой, опущенной книзу руке он держал ружье, в левой — револьвер. Он промчался вниз по ущелью и, свернув, побежал вдоль глубокого, заросшего кустарником и ивняком русла реки. За ним следом бежала Станка, то и дело поглядывая влево, откуда слышались крики и гремели выстрелы. Неповоротливый Пантовац отставал все больше и больше, тяжело ступая на всю ступню.

— Стреляй! А-ту! — вырывалось из сотни глоток.

«Бах… бах… бах…» — гремели выстрелы среди зеленого густого леса.

— Левей! По откосу! За ними! — кричали старосты.

Люди широкой цепью мчатся вниз по откосу, чтобы пересечь дорогу злодеям и настигнуть их. Но, подбежав к обрыву, все останавливаются и, не зная, что делать, снова в бессильном бешенстве начинают стрелять и кричать.

— Кругом! Обходи! — кричат старосты.

И толпа раздваивается: одни карабкаются в гору, чтобы обойти пропасть и там преградить беглецам путь, а другие возвращаются назад, чтобы сойти к реке и ударить с тыла. И те и другие кричат во все горло.

Крики помогли беглецам. Пантовац прислушивался и по крикам определял, как далеко растянулась погоня. Убедившись наконец, что крик и шум все больше и больше отдаляются, он радостно ухмыльнулся, стало ясно: они выскочили из кольца, опасность осталась позади.

Через четверть часа гайдуки перешли через Качер выше железного моста и углубились в поросшие густым лесом отроги Рудника.

XVIII

— Наследственность, господа, чрезвычайно важный фактор, так сказать… в этом вопросе, — разглагольствовал аптекарь, сидя перед пивной Янко со своими присными — «приятелями, партнерами, согражданами и прочей городской шушерой», как он сам их величал. — Однако условия жизни и обстоятельства, в которых человек находится, оказывают, так сказать, решающее действие…

— Что ты мелешь, — яростно перебил его местный учитель, слушавший с иронической улыбкой, как аптекарь лепил свою научную фразу. — Если бы твой батюшка воспитал тебя получше, — учитель сделал ударение на слове «воспитал», — то ты, хорошо окончив школу, стал бы полезным тружеником для своего отечества, а не продавал бы индиго да соду в провинции. В воспитании дело, если хочешь знать…

— Ах, поглядите-ка на милорда! — воскликнул аптекарь. — А какое воспитание дал вам ваш папаша, осмелюсь спросить. Какой философии вас обучили и чей труд приносит больше пользы народу — мой или ваш?

— Разве учатся лишь для того, чтобы стать чиновником? — спросил уездный лесничий и окинул вопрошающим взглядом своих слушателей: разделяют ли они его взгляд или нет.

— Мой отец, крестьянин, — сказал учитель аптекарю, — дал мне такое образование, какое было ему по карману. А ты господский сынок, богатей…