— Полегоньку, не торопитесь! Вы на другое съехали, — взял слово священник. — Начали мы с Джюрицы. В чем причина, спрашиваю я, что человек, который может так чувствовать, так любить, который обращается к святой церкви с просьбой благословить его брак, что такой человек, повторяю, творит подобные непотребства и злодеяния вроде недавнего и вчерашнего грабежа? Одни утверждают, будто причиной тому обстоятельства жизни, учитель находит, видите ли, что всему виной воспитание. Но, скажите мне на милость, мои дорогие, почему все же столько людей уходит в лес? Разве вы не обратили внимание, что как только человеку приходится туго, он хвать ружье — и в лес. Вот что вы мне объясните! А я полагаю, что причина тому — полное пренебрежение к вере, к церкви. Сказал бы…
— Пардон! — прервал его аптекарь. — Если мне удалось правильно уразуметь драгоценные мысли уважаемого святого отца, то мне кажется… он, так сказать, льет воду на свою мельницу, так же точно, как это проделывал учитель. Но я повторяю, господа, условия жизни и обстоятельства — вот что главное. Начнем с того, готовили ли Джюрицу сызмала в гайдуки? Нет… Не так ли?..
— А как же, конечно, готовили… — ввернул свое слово учитель.
— Пардон, не перебивайте меня! Разве он, непрестанно занимаясь крестьянским трудом, задавался целью стать гайдуком? Нет. Разве он не мечтал о честной жизни, о женитьбе, о семье, о работе? Попробуйте это отрицать! Следовательно, он совершил случайную ошибку, ему не повезло, власти его изобличили, и парень, испугавшись, видимо, ожидающих его мытарств, удрал…
— Все это чушь, ерунда! — вмешался Живко, бывший полицейский пристав. — Какие там обстоятельства, какое воспитание, все это болтовня! Кхе-кхе… — Тут Живко откашлялся, не находя нужных слов, и потом продолжил: — Так сказать… я утверждаю, что батюшка прав… Однако это еще не все. Главное, пал авторитет власти; да, господа, авторитет власти пал. Именно так… Я бы такого чуть что не так — на колесо, вот и посмотрим тогда — вспомнит ли он свои разбойные дела! Ого! — закончил пристав и глубоко затянулся из янтарного мундштука.
— Ошибаетесь, милостивый государь, — ответил аптекарь. — В этом краю свирепствовали Евджёвич, Сарич и прочие, хотя авторитет власти тогда был на максимальной высоте, но они все-таки грабили. А еще раньше колесовали, и все-таки были гайдуки. Но вот, что заставило уйти в разбойники Евджёвича, Джюрицу и еще стольких людей?..
— Разрешите и мне сказать несколько слов, — откашлявшись, начал книгопродавец Дмитар, перебирая пальцами тяжелую золотую цепь на шее. — Все вы близки к истине, однако все недооцениваете одно. Все это так, каждый по-своему прав. Иными словами, все причины налицо: понемногу того, понемногу другого, вот и получается хуже не надо. Но почему же народ валом валит в разбойники? Да потому, что это у них в крови… такова уж поганая кровь: чуть что — в лес. Это во-первых. Что же касается Джюрицы, я полагаю, ближе всего к истине учитель. Отец приучал парня к плохому, и сын постарался превзойти отца. Почему не ушли в горы его сверстники? Потому что родители учили их не грабить и красть, а работать и жить честным трудом. А как же иначе? Мой сын, например, разбойником не станет. А почему? Потому что я слежу за каждым его шагом…
— Совершенно правильно, Дмитар, — согласился с ним священник. — И я о том же твержу. Пусть каждый печется как подобает о своих чадах — и гайдуки исчезнут или, по крайней мере, их будет не так много. А сидит ли это у нас в крови, господь его знает. Мне неведомо, много ли разбойников в других странах, но я полагаю, что этого зла везде хватает.
— О, и еще как! — воскликнул аптекарь. — Бандитизм во всех государствах — большое зло…
— Бог с тобою, Коста, чем же провинились бандисты? — воскликнул портной Лаза, испытавший в юные годы свои способности на барабане в военной
— Ох-хо-хо-хо!.. — рассмеялся аптекарь во все горло. — Бандиты, господин Лаза, это и есть разбойники — на итальянском языке! А уважаемым господам бандистам честь и хвала!.. А-а, честь имею приветствовать, господин начальник… ныне и присно… — протянул он, снимая свой ночной колпак и кланяясь чем-то озабоченному уездному начальнику, подсевшему к их столу.
— Доброе утро! — поздоровался начальник. — Я еще из дома услышал, что тут идет философский диспут.
— Не судите строго скромных и мирных горожан, — продолжал аптекарь, — оскудевающих в здоровой духовной пище и наслаждающихся полицейскими бюллетенями, которыми ваша милость так ревностно нас снабжает. Уж и сам не знаю, как бы мы коротали время, не будь Джюрицы и вас.
— Но и Джюрицу я скоро скину со своей шеи. Не уверен только, который из них уже допрыгался.
— Что, есть какие новости?
— Да нет. Один из громил погиб, а Никола скончался. Не знаю, что будет с детьми. Жду известий с минуты на минуту.
— Их дерзость переходит всякие границы. За два дня два нападения! — заметил священник.
— А вчера еще устроили этот скандал в Кленовике! — продолжал начальник.
— Какой, мы не слышали! — воскликнули любопытные слушатели.