Лесной царь

— На разных, — ответил он загадочно. — А за Ягиней просто присматриваю. Знаешь, как обычно бывает, вначале она за мной, когда сам о себе позаботиться не мог, а теперь вот я за ней.

— Ты поишь её людской кровью. Вы и меня убьёте для этого? — испуганно спросила она, разглядывая стоявшую рядом медную чашу с засыхающими на стенках багровыми потёками.

— Я не убиваю людей, ты чего? — Гед глянул на неё так, что она почувствовала себя глупо. — Это кровь животных, на которых я охочусь. Старые боги слабеют без людской веры, а сейчас почти вся паства ушла к вашему Единому, — он указал на висевший на её шее амулет из ивовых прутьев — четырёхконечную звезду в круге. — Ягиня держится только на моих подношениях. Скоро её чудесный Ирий исчезнет даже без топоров и огня. Жаль, что она не понимает.

Зофья округлила глаза:

— Так она — богиня староверов-колдунов? И ты…

Она испуганно приложила ладонь ко рту, не зная, что хуже: колдуны или демоны.

Гед спокойно кивнул, продолжая улыбаться:

— Я родился очень слабым. Моя мать посвятила меня Ягине, и та благословила меня на жизнь. Теперь она мне как вторая мать, в чём-то даже слишком.

— Не знала, что старые боги на такое способны, — Зофья потупилась, размышляя, почему ни одна её молитва к Единому не была услышана и никто ей не помог.

— Мы сами наделяем их силой. Своей верой в чудо мы делаем его возможным.

— Ягиня права. Люди очень злые, они не щадят таких… таких, как мы. Изгоев, — Зофья отвела взгляд к окну, в котором были различимы разве что звёзды на тёмном небе.

— Зло есть в каждом, как обратная сторона луны. Во мне, в тебе, даже в Ягине. Но это не значит, что надо прятаться ото всех в увядающем Ирии. Нужно бороться, надеяться и верить. Если каждый зажжёт свечу в своём сердце, то Вечерний всадник обязательно победит и разгонит сгустившийся над нами Мрак.

— Но я не верю в Вечернего всадника. Я даже не знаю, кто это.

— Пускай! Какая разница, как называть свет в наших душах? Он либо есть, либо его нет, — ответил Гед необычайно жарко и добавил немного погодя, закончив трапезу: — Ступай спать. Завтра встанем пораньше, и я отведу тебя в город.

— Но твоя матушка нас не отпустит, — заспорила Зофья и вдруг заметила, что осмелела от его доверительных речей.

Едва знакомый старовер-колдун оказался к ней добрее, чем люди, которых она знала всю жизнь!

— Отобьёмся, — отмахнулся он и ушёл, не узнав, что Зофья не хотела покидать дивный Ирий.

Дорожка вернула её в терем. Зофья послушалась Геда и легла спать. Он разбудил её засветло: коснулся плеча, а когда она открыла глаза, приложил палец к губам. Свечка плакала в его руке, на плече висел охотничий лук, а за спиной — колчан со стрелами.

Он принёс мужскую одежду: штаны с рубахой, сапоги и плащ из оленьих шкур. Зофья оделась, и они поспешили вниз по ступенчатому гульбищу, которое упиралось в конюшню. Гед вывел оттуда двух уже посёдланных гнедых лошадей. Верховые, тонконогие — в их крае диковинка, доступная только для господ.

— Я не умею, — растерянно покачала головой Зофья.

Гед недовольно фыркнул:

— Садись и держись за гриву так крепко, как только можешь. Что бы ни происходило, главное не упасть.

Он примотал поводья одного коня к передней луке, прикрепил к кожаным подперсьям черепа со светящимися глазами и подсадил Зофью в седло. Сам легко, словно птица, вспорхнул на второго коня.

Хоромы были тихими и сонными в предрассветный час, но стоило выехать с поляны, как загорелись окна, послышались грохот и крики.

Выбравшись на тропку, Гед хлестнул коня хворостиной. Тот помчался вперёд — только комья грязи из-под копыт летели. Конь под Зофьей наподдал следом. Её пригнуло низко к шее, пальцы до боли вцепились в густую чёрную гриву, засвистел ветер в ушах, потекли слёзы. Трясло нещадно, казалось, вот-вот она соскользнёт вбок в терновые кусты или хуже того — на острые сучья.

— Остановитесь, глупые! — кричал лес голосом Ягини. — Не пущу никуда!

Мчал по пятам рой светляков, жалили коней за ноги. Зофью не трогали, а вот вокруг Геда плотной тучей собирались, дорогу закрывали. Дёрнул он за череп на подперсье и ногами сильней коня ударил. Хлынул из глазниц яркий свет, слепя и отгоняя назойливых тварей, а кто у него на пути оставался и упорствовал, всех сжигал огнём белой ярости, и опадали они пеплом.

— Не выйдет! Не выпущу! — кричал лес злее прежнего.

Хлынули на дорогу ото всюду волки. Вскинул Гед лук, выхватил стрелу из колчана. Свистнуло оперенье, за ним другое — падали враги от каждого выстрела. Пела тугая тетива, и казалось, быстрее уже нельзя. Но колчан пустел, а зверья меньше не становилось. Гед свернул с тропки на бездорожье. Вторая лошадь не отрывалась ни на шаг, Зофье оставалась только цепляться за неё, насколько хватало сил.

Скакали кони через овраги и поваленные деревья, через колючие кусты перемахивали, по кочкам болотным прыгали. Зофья подлетала высоко над седлом и только чудом возвращалась назад. Кони кренились набок на поворотах. Толстые ветки клонились ниже и ниже, раскачивались, замахивались и норовили пришибить.

— Не уйдёте! Пожалеете! — шумел лес.