Лесные братья

– Смотри, – и Алексей показал на лбовца, – этот был, когда тебя вешали?

– Был, – еле ворочая от страха языком, ответил спрашиваемый.

– За что? Что ты слышал? Говори прямо!

– Они говорили… – начал было перепуганный бродяга.

Но лбовец навел на него дуло револьвера и крикнул рассерженно:

– Посмей только соврать, собака!

Хищной кошкой подобравшийся сзади Штейников крепко схватил лбовца за руку. Лбовец перехватил револьвер в левую руку и, вероятно, выстрелил бы в Штейникова, если бы не только что подошедший Студент, который крикнул во весь голос:

– Стойте! Стойте!. Пес вас возьми! Да ведь это же вовсе не бродяга! Это он!

– Кто он?

– Он, – крикнул Студент, – подбегая к оборванцу и дергая его за рукав, – это тот самый, который украл ящик с оружием, это и есть шпион!

И разоблаченный Али-Селям, влипший в новую историю, так и остался стоять с открытым ртом, не будучи в силах сказать в свою защиту ни слова.

Потом, убедившись, что на этот раз судьба привела его уже наверняка к виселице, попробовал было броситься бежать. Но Штейников, успевший переменить позицию, сильно ударил его прикладом по голове, и Али-Селям без памяти упал на землю.

– Повесить его, – раздались возмущенные голоса. –

Повесить сейчас же! Давай тащи веревку!

Но Алексей крикнул:

– Не надо, что вы спятили, что ли? Сейчас от него ничего не добьешься! Мы допросим его утром! Свяжите его и заприте в землянку!

Потом, уже без всякого колебания, он подошел к лбовцу и протянул ему руку. Тот посмотрел на Алексея и протянул свою.

– Не сердись, – сказал Алексей. – Сам знаешь, нам нужно быть осторожными! И, ей-богу, час тому назад я еще никак не мог решить, кто из вас провокатор!

Через четверть часа все спали…

НЕОЖИДАННАЯ ПОМОЩЬ

Проснулся Али-Селям поздно ночью. Руки и ноги его были крепко перетянуты, горло пересохло, но утолить жажду было нечем.

В сущности, Али-Селям ничего не понимал, что произошло и почему.

Выскочив из окошка квартиры Шнеермана почти нагишом, он бросился бежать. К утру, на окраине, один из рабочих, принявший его за сбежавшего арестанта, дал ему рваные штаны, рубаху без рукава и войлочную шляпу, прожженную в нескольких местах. И в этом непривлекательном костюме зашагал Али-Селям по шпалам, твердо решившись никогда не возвращаться в этот проклятый городишко, доставивший ему столько напастей из-за найденного ящика.

«О, чтоб он провалился, – подумал Али-Селям, – хотя бы за добро какое пострадать. Ну, скажем, водка была бы в ящике или там корзина с пивом, а то бомбы, будь они прокляты!»

Подходя уже к станции Копи, услышал он окрик, увидел, что за ним бежит кто-то, и кинулся сам наутек, куда глаза глядят. Забежал в лес, заснул под кустом. Слышит, голоса рядом. Лежать бы ему да лежать молча, а тут еще муравей – тварь негодная, заполз в ноздрю. Ну, ясное дело,

– чихнул человек. Так налетели сразу. «Кто такой? Что делаешь? Что слышал?» А чего там слышать, когда он не слышал ничего, а если и слышал, то все со страха позабыл.

Не поверили – повесили; так и тут неладно, один повесил, другой снял, а теперь вместе, сообща повесить собираются.

И что за чудные дела – зачем же тогда снимать человека было?

Али-Селям поворочал языком – язык был сух. «Эх, пивца бы парочку!. » – И, скорбно опустив голову, он с грустью подумал, что никогда ему не придется больше выпить ни одного глотка: ни бархатного, ни столового, ни черного, у которого пена, как от земляничного мыла, –

мелкая, душистая пена.

Эти мысли до того разбередили воображение

Али-Селяма, что ему сразу сильно не захотелось быть повешенным. Он огляделся. Дверь была крепко заперта снаружи. В узенькое окошко едва – едва просовывался краешек месяца да клочок облачного неба.

«Нет, – подумал Али-Селям, – не убежишь отсюда!»

И вдруг краешек месяца исчез. В землянке стало совсем темно, но заслонила свет не туча, а тень человека, подобравшаяся к маленькому отверстию окна.

– Спишь? – послышался шепот. – Слушай!..

И в следующую минуту через щель разбитого стекла просунулся длинный узкий нож и насаженная на него белая записка. Тот же голос сказал:

– Разрежешь веревки – беги через трубу, записку отдашь по адресу.

И снова месяц выглянул в окошко.

Сначала Али-Селяму показалось, что все это только сон, и он тряхнул головой. Нет, не сон. Стальное лезвие ножа лежало почти рядом на полу. Тогда надежда охватила

Али-Селяма. Извиваясь, он пополз, достал зубами нож, вставил его черенок в щель и, повернувшись, начал водить по лезвию веревками, крепко стянувшими ему заломленные назад руки. Клинок был остер, и вскоре Али-Селям встал на ноги. Тогда он обернул лезвие ножа тряпицей, сунул его за пазуху, поднял записку, развернул ее; но было слишком темно. Прочесть он ничего не смог.