— Ну, ладно… Думаю ещё наголо постричься.
— Можешь, как я. Под шесть миллиметров.
— Идея.
При виде голой милой девушки мой пенис, конечно же, встал. Встал и наклонился чуть влево — индивидуальная особенность. Виктория изучающе смотрит на пенис.
— Нашёл о чём думать, — усмехается девушка и закатывает глаза.
Я чувствую, что к моему лицу приливает кровь. Виктория тоже краснеет, её глаза вдруг вспыхивают.
— Так, попробуем… — Виктория бесстыдно обхватывает тонкими пальцами пенис в кулак. Я таю дыхание. Девушка отодвигает кожу пениса, оголяя головку, затем закрывает плотью. Движения её руки нежное, замечательное. Ох, я испытываю прекрасное чувство, закрываю глаза. Неожиданно Виктория начинает весело смеяться, бьёт плашмя ладонью пенис и направляется в раздевалку. Я оборачиваюсь, смотрю девушке в след — у неё между ног мокро, завелась.
Включив в душевой воду, я надрываю пакетик с гелем, выдавливаю его на ладонь, беру в руку возбудившийся пенис и кончаю, представляя, как погружаюсь в тёплое и влажное лоно Виктории. Я не могу отказать себе в этом удовольствии, остановиться. Удивляюсь тому, как быстро достигаю пика, как бурно испытываю превосходное чувство. Ноги сводит слабая судорога.
Что это было?! Стоя под горячей струёй воды, я постепенно расслабляюсь, успокаиваюсь. Появляются лёгкость и безмятежность — ощущения, которых мне не хватало.
Придя к себе в комнату, я моментально засыпаю, воображая себе Викторию, нагую, роскошную, ласкающую рукой мой косоватый пенис.
Глава 7
«Я виноват перед Шерон», — первая мысль утром. Вчера я позволил Виктории подшутить над собой — не противился, когда она доставляла мне удовольствие. Я повёл себя глупо. Да, я, действительно, совсем не знаю Викторию, не мог предположить, что она способна так меня разыграть. У неё роман с Давидом, и она вряд ли кому-то расскажет случай в душевой. Я на это рассчитываю. Меня будет мучать совесть, но я постараюсь утаить от Шерон произошедшее и то, что в своих фантазиях изменял ей.
После завтрака я выбираюсь на заключительную тренировку — бегаю с Ланой на стадионе. Для многих, включая меня, игры начнутся с полумарафона. Три круга Лана бежит в моём темпе, затем стремительно отрывается. Она ногастая. Чтобы не стать круговым, я останавливаюсь прежде, чем Лана меня обгоняет.
В течение дня я не встречаю Викторию. Неловко будет смотреть ей в глаза.
На вечер в культурном центре я надеваю чёрные брюки и белую рубашку. Игроков везут двумя микроавтобусами. В холле культурного центра устроена выставка общих фотографий игроков по разным годам. Фотографии цветные и чёрно-белые. Рядом картинная галерея — до изобретения фотокамер игроков рисовали художники. От самых первых игр сохранились изображения людей, сделанные на камнях. Также в холле находится стенд с кубками победителей. Вообще-то это не кубки, это капсулы, содержащие в себе «знание». 94 «знания» ценных и не пригодившихся. Я смотрю на их копии (оригиналы в столице): горшок с растением, ёмкость с лекарством, учебник по математике, чертежи инвалидного кресла, миниатюрная лабораторная установка, демонстрирующая принцип работы электричества. Если предположить, что в округе несколько десятков городков, таких как наш, то счёт «знаний», открытых нам монстрами, идёт на тысячи.
В коридорах толпятся семьи игроков, неравнодушные жители, столичники. Я немного общаюсь с родственниками. Пришли все. Отцу больше не нужны костыли, но он прихрамывает на больную ногу. Отец навещал меня один раз в лагере, сказал, что договорился с соседями, и, если на арене я вдруг окажусь в трудной ситуации, он срочно продаст скот, ценности и отправит мне посылку.
Гостей просят занимать места в зале. Появляется Шерон — она поздно меня нашла.
— До встречи в столовой, — говорю я. Кивнув, Шерон одаривает меня улыбкой.
Игроков собирают за кулисами. Виктория покрасила волосы в чёрно-зелёный цвет. Я сперва не узнал её.
— Нравится цвет волос? — спрашивает Виктория. — Не решилась коротко стричься. — Девушка берёт свою длинную тугую косу в кулак и проводит рукой сверху-вниз, как бы напоминая о том, что случилось накануне. Её чуть вывернутые пухлые губы смеются. Я не могу сдержать ухмылки.
— Цвет ужасный, но для игр подходит.
— Перекрашу потом обратно.
На сцену поднимаются постоянные комментаторы игр, они же ведущие данного мероприятия. Один наш, другой столичник. Наш сутулый, нескладный пожилой мужчина в серой хлопковой рубашке и коричневых брюках. Столичный — молодой, мажорный, в приталенном синем костюме и шёлковой пурпурной рубашке. Его длинные серебристые волосы стильно уложены набок.