Но тут я увидел Графиню. Я и раньше находил ее красивой, ее способность к акклиматизации тоже не была для меня новостью, — и все-таки я остолбенел… Мимо меня проплыла красавица, но не просто красавица, а полноправная хозяйка и повелительница этих мест. И деревянные мостки, по которым она шествовала, и зеленые холмы на заднем плане, и кудрявая растительность казались не только созданными специально для нее, но ею самой, как необходимое обрамление, фон для выявления ее красоты. Это была игра, бесспорно талантливая, но тон был взят такой высокий, что замирал дух: вот-вот сорвется, и тогда посыплются все декорации… Это было слишком, было что-то опасное в столь дерзком заигрывании с этими вообще-то суровыми краями. Потому что ни костюм ее, какой-то причудливый, сильно декольтированный сарафан, весь в воланчиках, ни сама ее пышная красота не отвечали этому краю в целом, — а лишь этому маленькому и будто случайному клочку земли, окруженному со всех сторон дряхлой, мрачной тайгой. Этот ничтожный клочок земли имел свой ландшафт и даже климат, но не мог иметь своего народа с его отличительными признаками и характерными чертами, как-то: костюм, обычаи, язык. Все это было создано ее талантливой фантазией, но, не имея под собой почвы, могло бы показаться смешным, если бы не было столь мощно и красиво. И, любуясь ее красотой, отдавая ей должное, нельзя было не ужаснуться ее дерзости.
— М-да, — пробормотал я, провожая ее глазами. — Пожалуй, и Марину Мнишек она бы сыграла.
— Это еще что. Вон видишь тех парней?
Около столовой, куда мы как раз подходили, расположилась живописная группа. Несколько красивых рослых парней сидели и стояли в небрежных и свободных позах и с полным отсутствием какого-либо выражения рассматривали нас. Намерения их были неясны.
— Это ее телохранители. Она там про нас напела!
— То есть как? — удивился я.
— А потолкуй с ними сам. Они нас за сутенеров почитают.
— Ну да?!
— Поруганная невинность. Она пожертвовала для тебя своей карьерой, — она же певица! А ты проиграл ее мне в карты.
— Черт знает что! Да кто же такой ахинее поверит?!
— Верят, — усмехнулся он.
— Что-то не похожа она на брошенную и поруганную.
— А это — их заслуга. Они помогли ей подняться, а мне запрещено к ней даже подходить.
— Ничего себе ситуация!
Между тем мы приближались к столовой. Живописная группа у крыльца несколько расступилась, образовав совсем узенький проход, в который почему-то очень не хотелось соваться, но и сворачивать было поздно. Мы шли как сквозь строй, и хотя миновали его благополучно, но удовольствие это было маленькое.
Был час обеда, и столовая была полна народу. В кассу и к раздатчице образовалась длинная очередь, но Графиня уже сидела за столиком и уплетала мясо.
— А тут неплохо кормят, — заметил я, рассматривая меню.
— Кого как, — усмехнулся Поленов.
И правда, пока мы подходили к окошку, оказалось, что окрошка кончилась, временно не оказалось и многих других блюд. А раздатчица, румяная молодая девчонка, с пренебрежением швырнула нам явно прошлогодние оладьи и сырники.
— Знают, что я люблю мясо, — заметил Поленов.
— А я люблю оладьи, — сказал я.
— Когда тебе вместо них начнут давать мясо, мы будем меняться.
— Скоро она будет присылать нам со своего королевского стола, — засмеялся я.
— Лишь бы пережить праздничек, — сказал он.
После обеда мы сидели на скамейке около конторы, курили и ждали Муху. Пьяненький мужичок, найдя в нас благодарных зрителей, демонстрировал перед нами свои таланты.
— «Абара я, а-а-а… Абара я. Никто нигде не ждет меня, не ждет меня», — пропел он и пошел вприсядку.
Подкатил мотоцикл, описал вокруг пьяного восьмерку и стал как вкопанный, но тут же упал набок. Мотоциклист попробовал подняться, но завалился вместе с мотоциклом на другой бок; полежал неподвижно и опять возобновил борьбу. Мужичок пришел на помощь, общими усилиями им наконец удалось оседлать мотоцикл, и они укатили прочь.
Подъехал пикап, открылась задняя дверца, и оттуда выпрыгнул щеголеватый юноша с фотоаппаратурой, за ним появился наш шеф. Мы совсем его не ждали и от удивления с трудом узнали его. Тем более и одет он был как здешние прорабы, от его столичного начальственного лоска и барства и следа не осталось. Заметив нас, он бросился нам навстречу, но дорогу ему пересекла Графиня. Она чинно поздоровалась и плавно проплыла мимо. Корреспондент схватился за аппарат, а шеф все глядел ей вслед. Наконец опомнился и заспешил к нам.
— Это что же, Меланья…
— Николаевна, — подсказал я.
— Неужели! Ай-яй-яй. Ну, поговорим о делах, — переходя на официальный тон, проговорил он и быстро пошел в контору. Мы последовали за ним.
В конторе было пусто, да и за какими делами он сюда прилетел, тоже было неясно. Мне даже сдается, что прилетел он просто так, беспокоясь за нас. А тут еще День строителя, о котором он не мог не знать.
На стройке он был своим человеком.