Лесные качели

— Откуда берется любовь и куда она потом девается. Вы думаете, что любовь дается в заслугу за хорошее поведение, красивую внешность, таланты, что любовь можно заслужить? То-то и оно, любовь не заслуга, не награда, не приобретение, а данность, подарок. Как и за что — не нам судить. Где начинается любовь, и любовь ли это? На эти вопросы Славе предстоит ответить самому, и вы не в силах ему тут помочь. Он должен стать мужчиной.

— Браво! — сказала Светланка.

— Значит, бросить детей на произвол судьбы?! Они же беспомощны, они страдают! — воскликнула Таисия Семеновна.

— Но это и есть жизнь. Учить надо не любви и не что такое любовь, а честности, мужеству и справедливости, и тогда в вопросах любви дети разберутся сами. Не беречь их от жизни, а готовить к жизни!

— Браво! — сказала Светланка.

Но уверенность Таисии Семеновны в правоте и очевидности собственных представлений и заключений была так сильна, что приобретала масштабы трагедии.

— К сожалению, Матвей Петрович, я буду вынуждена этого так не оставить. Мне придется заявить в роно.

И она величественно поднялась к выходу.

— Ай-яй-яй! — Егоров даже хлопнул по столу от досады. — Мы же с этой педагогикой, с этими методами и подходами… О, господи! Погреб-то запирается снаружи, понимаете, снаружи! Их заманили туда и заперли! Зуев!

— Зуев?! — на Таисию Семеновну жалко было смотреть, она вдруг поникла вся и повяла, кровь отлила от лица… Она вскочила и устремилась прочь.

Егоров нашел Славу на платформе. Тот сидел под навесом и курил. Он только что начал курить, поэтому балдел от каждой затяжки, но это успокаивало.

Егоров сел рядом и тоже закурил. Слава угрюмо покосился. При появлении Егорова сигарета почему-то стала противной, и Слава в досаде отшвырнул ее прочь. Сигарета дымилась на гнилых досках платформы. Егоров встал и раздавил ее башмаком. Слава сумрачно разглядывал его, и Егоров чуть смутился под его непонятным взглядом. Он давно наблюдал за мальчиком. Слава не был похож на Глазкова, но интерес Егорова к нему все возрастал. И он настойчиво искал способа сойтись с мальчиком поближе и узнать о нем побольше.

Слава не шел на сближение, он даже не замечал пристального внимания со стороны Егорова. Эта внутренняя отрешенность и сосредоточенность Славы, его рассеянность, замкнутость и серьезность сами по себе говорили о какой-то большой, сдержанной страсти. Но что это была за страсть, было неясно. Егоров даже обрадовался, когда узнал об истинном предмете страсти мальчика. Обрадовался и удивился такому совпадению. У Егорова в юности была точно такая же Настя. Это повторение в чужой судьбе его сюжета показалось Егорову знаменательным, и его интерес к Славе еще больше возрос.

— А как ты относишься к авиации, к самолетам, например? — будто между прочим спросил Егоров.

Слава нетерпеливо пожал плечами, мысли его были далеко, и он совсем было пропустил вопрос мимо ушей, но потом вдруг задумался, чуть усмехнулся, исподтишка глянул на Егорова, будто прикидывая, стоит ли разговаривать с ним на эту тему. Он явно хотел что-то сказать, но не любил говорить наобум, не любил болтать впустую.

Егоров с нетерпением ждал ответа, но ничем не выдавал своей заинтересованности.

— А вы знаете, — наконец произнес Слава, — странно, конечно, но самолеты часто снятся мне во сне. Во сне летают почти все, но мне снятся именно самолеты. В детстве я играл только в самолеты, наверное потому, что мама очень этого не любила и никогда мне их не покупала. Я даже записался в авиамодельный кружок, но меня отдали в художественную школу. Там я тоже долго рисовал одни самолеты. Странно все это, не правда ли? Мне всегда казалось, что в предыдущей жизни я был пилотом. Мама боится летать, и Анина тоже, а я люблю. Как вы считаете, мог бы я стать летчиком?

Егоров даже поперхнулся от такого неожиданного вопроса, он хотел сразу же ответить утвердительно и радостно поддержать такое желание, но вовремя закашлялся, и это спасло его от слишком поспешного и необдуманного ответа.

— А почему бы нет? — небрежно произнес Егоров.

— Да здоровье вроде бы подкачало. Правда, врачи утверждают, что с возрастом это пройдет. Но дело не в этом. Как вы считаете, наверное, не всякий человек может стать летчиком?

Теперь в свою очередь задумался Егоров. Он бы хотел рассказать мальчишке о Глазкове, который считал его своим сыном и которого Слава начисто забыл, но решил не делать этого. И агитировать мальчика в пользу авиации он тоже не имел морального права. Поэтому он начал издалека.