Лесные твари

– Тогда отвечай! – Демид ударил зека в морду, прямо во вдавленную переносицу. Тот взмахнул руками – ждал, конечно, драки, да разве от такого удара уйдешь? Хотя не рассчитал Демид немножко – слабовато врезал, поосторожничал. По такому чайнику железному, как у Помятого, кувалдой только бить, а не кулаком. Остекленели глаза у урки, кровь из носа хлынула, но только не свалился он на пол, а наоборот, кулачищами начал долбить, как отбойный молоток. Привычный был к дракам. Демид вошел в клинч, придержал немного резвого бойца, нырнул ему под руку по-боксерски. И пропустил боковой удар в ухо – такой, что череп захрустел. Ничего, выдержал, чайник у Демида тоже крепкий. Саданул, не глядя, Помятого локтем в ребра. Некогда смотреть было – третий, незнакомый, несся уже как таран. Килов на сто тридцать мужик – борец сумо в тюремном весе. Не любил Демид драться ногами, а тут и подумать не успел – прыгнул вбок, как кузнечик, и полете, во вращении, въехал толстому в висок. Придал ускорение. Он всегда уходил от ударов – школа у него была такая. Сначала сбоку окажись или сзади, чтобы противник тебя из поля зрения выпустил. Пусть крутится, ищет, главное сделано – свои две секунды ты выиграл. Те две секунды, которые враг твой, по стене размазанный, потом вспоминать будет, как два часа.

Приземлился с кувырком. Ничего, работает еще тело. Оглянулся. Вот они, двое в углу. Помятый уже по стеночке мирно сползает, видать, последний удар все-таки грамотным оказался. Толстый, в правильном направлении досланный ногой Демида, приземлился в парашном уголке, едва загородку не снес свиной своей тушей. Дышал Демид тяжело, башка раскалывалась – удар все-таки неслабый словил. Цветочки. Все это только цветочки. Вертухаи сейчас набегут, они тебя накормят.

Тишина. Странно. Никто и не думал бежать, наводить в камере порядок. Двое в ауте, седой на шконке пришипился, рот открыт, глаза сейчас через очки прыгнут. Не видел, что ли, никогда бойцов? Только своих уродов-зеков, которые привыкли ордой наваливаться, как орки. Тьфу на вас!

Демид подошел к умывальнику, отпихнул ногой привалившегося к трубе Помятого и сполоснул физиономию. Потом вразвалку пошел к Седому.

– Объясняй, – сказал он.

– Сукадла ты мусорская, – процедил сквозь зубы Седой, снял очки и кинул их на подушку. – Чо тут базар вести – говорить с тобой и то в падлу. Ты хоть и зверь, а я тебя все равно опущу. Когда ты с голодухи ослабнешь, сам прибежишь, блеять будешь, как ягненок, только б сухарь кинули. Знаю я вас, отморозков. Ты уже "чушка", Динамит. Я так сказал.

Плохие были слова. Вовсе не был уверен Демид, что удастся ему вылезти на волю. Скорее уверен он был в обратном. А если пойдет он дальше по тюрьме, "почта" побежит впереди него. И когда придет он в очередную камеру, все про него будет уже известно. И, может быть, не будет доказано, что стукач он. А вот то, что слова стерпел такие, не простится. Нельзя прощать слова такие. Это уже путь вниз, под шконку.

– Встань, – сказал Демид. – Встань, если ты человек, неудобно мне тебя на нарах бить. Предлагаю два варианта. Первый: ты берешь свои слова обратно и отвязываешься от меня. Крота я не закладывал, это все лажа. Вариант второй: я долблю тебя в месиво. Может, мне за это срок и добавят, но никто уж на зоне претензий не предъявит, если узнает, что я честнотебя искалечил.

– Козел ты, Динамит! – Губы Седого скривились в усмешке. – На зоне тебе не жить. Гонору много.

– Слова обратно берешь свои?!

– Не-а! – Седой мотнул головой.

Демид бросился к нему. Седой проворно, как обезьяна, прыгнул на соседнюю шконку, едва не скинув на пол спящего четвертого. Демид метнулся за Седым – тот уже вскочил на ноги, подобрался, ощетинился, сверкнул напряженно зубами, блеснул чем-то остро-опасным в руке. Лезвие – вот что было в руке Седого. Оружие, опасное для всех, в том числе и для того, кто держит лезвие в руке. Надо быть хорошим мастером, чтобы распороть живот противнику и не распороть себе при этом пальцы. Седой вполне был похож на мастера.

– Знаешь, как меня зовут? – Седой оскалился. – Парикмахер. Да, вот так меня зовут. Когда тебя спросят на том свете, кто тебя побрил, скажи: Парикмахер. Меня там хорошо знают, на том свете. Там много моих клиентов.

Он медленно приближался, Демид отступал назад. И вдруг споткнулся обо что-то сзади. Кто-то сзади схватил его в тиски, прижал руки к туловищу так, что ребра затрещали и вдох застрял в груди.

– Держи его, Слон, – сказал Парикмахер. – Упустишь – уши отрежу, идиот! Вдвоем с одним фраером справиться не могли!

Черт возьми, забыл Демид про толстого! Слона-то и я не приметил. Ну ладно. Ноги еще свободны.

Были свободны. Удар сзади по ногам – и Демид, как подкошенный, рухнул на колени. Грамотный был удар, по болевым точкам. Демид дернулся, попытался вскочить, но ноги не слушались. Да и Слон висел на спине слоновьим туловищем. Не пошевельнуться.

– Сейчас закукарекаешь, – Парикмахер приблизился совсем опасно. – Но сперва я на тебе свою метку сделаю. Не могу я без этого.