Лесные Вехи

Значит мать уже вывели из леса. А по темну она назад не вернется – не имеет смысла. Ребенка нельзя оставлять, он может не выдержать ночь в лесу…

«Йега?»

«Неси сюда, скорее!»

*****

Палаша бежала не разбирая дороги. Детский плач раздавался впереди, и, казалось за следующим кустом ли, деревом ли будет та проклятая поляна, на которой она оставила короб с самым главным сокровищем. Демид. Сын. Первенец! Первый мальчик в большой семье. На него все надежды мужа и батюшки. Здоровенький, крепенький… Зачем?! Зачем короб оставила?! Всё одно корзину с ягодами в лесу потеряла пока поляну искала. Лучше бы с собой короб носила!

Слезы душили, а детский плач, как назло, не приближался, а как будто убегал вперёд. Может кто взял короб? От страху за дитя Палашка побежала ещё быстрее.

Ветви хлестали ее по лицу и выставленным в слабой защите рукам. Ноги то и дело оскальзывались и спотыкались, сердце билось испуганной птицей в груди. Пару раз она упала и рассадила руки и ноги в кровь, но боль тела не могла затмить боль сердца. Еще один шаг… И… Опушка леса?! Вот она деревня, виднеется через поле.

Баба ринулась было обратно в лес, но растерянно остановилась… Пока бежала на плач ребёнка, не заметила, что почти стемнело. Вон и в деревне уже видно тусклый свет в окнах и дым давно валит из труб. Она обреченно села на землю и горько зарыдала.

Назад, в лес, пути нет. Солнце вот-вот скроется за горизонтом: и дитё не найдёт, и сама пропадёт. Вперед, в дом мужа, ноги не несли… За то, что потеряла в лесу первенца, да и корзину с ягодами, её жаловать не будут. Трёпку зададут не малую.

Но не трёпка её пугала больше всего, а то, что от лесу, в котором ребёнок остался отойти придётся и ждать покуда солнце не взойдёт. Горькие слезы текли по щекам, сердце сжималось от горя и тоски, руки беспорядочно рвали волосы из-под сбившегося с головы платка.

Солнце село, стало совсем темно. В деревне забрехали псы. Сидеть больше не было смысла. С трудом поднявшись на ноги Палаша побрела в крайнюю избу, где её уже давно заждались домочадцы. Их обеспокоенные крики доносились даже до сюда.

В избу нырнула со стороны сарая и прошмыгнув мимо матушки, едва успевшей открыть рот для вопроса, быстро юркнула в бабский угол. Здесь разгневанные муж и батюшка не достанут. Теперь если только матушка за косы оттаскает. Матушка – сердешная, знает каково дитя лишиться. У самой Мара троих прибрала.

Весть о том, что Палашка вернулась из лесу без ребёнка быстро разнеслась по дому. Бабы заохали, мужики же начали костерить непутёвую на все лады в бессильной злобе, что не могут достать из бабского угла. Матушка, спасибо, за косы не вытащила к ним, но побранить, побранила. За тем и оставила невестку горевать в полном одиночестве.

Домашние пошумели и угомонились, разбредясь по своим углам на ночь, а Палашка так и осталась в бабском угла среди утвари. Одна в своём горе.

Сердце ныло в груди, или это переполненная грудь ныла в ожидании дитя, или то и другое. Паланья прикоснулась к затвердевшей груди и тут же по животу потекло ничем не сдерживаемое молоко. Жалко. Добро пропадает… Она взяла крынку и начала сцеживать в неё драгоценную жидкость. Мерный процесс немного успокоил, белое молоко с тихим шуршанием пенясь потихоньку наполняло глиняный кувшинчик. А ведь должно было достаться ребёнку. Слезы снова подступили к глазам. Нельзя плакать – молоко горчить будет. Пусть не Демиду, соседским деткам отдаст. Опустошив обе груди, Паланья отложила крынку в сторону, накрыла её чистой тряпицей и, опустив голову на сложенные на столе руки, дала волю слезам. Да так и уснула.

*****

Ночь выдалась бессонная, богатая на впечатления и новые эмоции.

Йеге, как и любой бабе, было жалко каждого детёныша: будь то рысёнок, волчонок, бельчонок. Она была готова приложить все усилия чтобы выходить и спасти мальца, а то и найти ему приёмную семью.

А тут не лосёнок, и даже не медвежонок. Человеческий ребенок истошно орал в коробе, размахивая маленькими кулачонками и что-то требуя от неразумной ведуньи. И это озадачило ни разу не имевшую дела с младенцами Йегу – она стояла и рассеяно смотрела на орущего бузуна. Тут на выручку пришёл Иван, старший ребёнок в большой семье, он успел побыть нянькой для младших пока сёстры не подросли.

Иван достал мальчугана из короба и велел Йеге принести чистой холстины, сухого мха и ушат теплой воды. Когда ведунья вернулась, он уже развернул тряпицы, в которые был завёрнут малыш. Запах стоял… Ух! Йега быстро вернулась к полке со снадобьями и добавила в воду отвара ромашки.

Воин передал ей перепачканного и не перестающего орать малыша:

– Давай ты, а я пока пеленало подготовлю.