Лесоруб Кумоха

— Послав двух глупцов по делу, следи за ними, чтобы не оказаться третьим. — Матти подмигнул Сийле, но кузнец ответил на шутку лишь мрачным взглядом.

— Как стал Сийла с богатеями якшаться, — сказал Байкой, — так и улыбаться перестал.

— Вот он надо мной смеялся. — Юсси показал на торговца овцами. — Не хотел ярочку продать!

Несмотря на то что солнце пригревало не по-осеннему тепло, купец Тайпо накинул на плечи шубу, подбитую мехом. И для того чтобы все вокруг стоящие эту шубу могли рассмотреть без помех, он то запахивал ее полы, то распахивал, то делал вид, будто она сползает у него с плеча, и вновь накидывал.

Сийла поднял большую, темную, похожую на копченый окорок ладонь и спросил сиплым басом:

— Зачем сына богатого хозяина обижаешь, а?

— А ты откуда знаешь, что его обижали? — спросил Кумоха. — Ты здесь был?

— Несмышленыш врать не умеет, — пояснил Сийла.

— Кто несмышленыш? — захныкал, обиделся Юсси. — Почему несмышленыш? Дядя, зачем он меня несмышленышем дразнит?

— Не лезь, Сийла! — важно сказал Тайпо-младший. — Мой племянник, мне и разбираться.

— Одно слово может затеять десять драк! — произнес Кумоха. — А дело вот как было. Юсси хотел купить овцу. Но они с торговцем не поняли друг друга. Эти овцы продаются только вместе. Их двадцать. Одна стоит одну копейку. Вторая — две копейки. Третья — четыре копейки…

Торговец всплеснул руками и раскрыл было рот, чтобы крикнуть, остановить Кумоху, но Матти вовремя его одернул, прошептал:

— Кури трубку и не мешай, овечья твоя душа, настоящей торговле! Тебе же добра хотят! Если Тайпо этой шутки не знает, то здорово заглотает крючок!

— Каждая последующая овца стоит вдвое дороже — только и всего, — весело продолжал Кумоха. — Потом копейки сложим вместе — вот и цена за всех готова!

— Четвертая овца — восемь копеек, пятая — шестнадцать… — бормотал Тайпо. — Гм… гм…

— Я, пожалуй, куплю всех, — громко сказал Сийла. — Сколько нужно платить?

— Наш Юсси уже давно сторговал их! — отчеканил Тайно. — Первое слово — мое. Я покупаю.

— Оставьте ему пять рублей задатка, — сказал Кумоха. показывая на хозяина овец. — А уж дома все точно сочтете. Не тут же, на площади, при всем народе, копейки считать такому уважаемому купцу!

— И то правда. — Тайпо, откинув полу шубы так, чтобы все увидели янтарный мех хорей, достал золотую пятерку и вручил ее бледному от испуга торговцу.

— Овец пригонишь — остальное получишь, — сказал Тайпо. — Ты доволен, Юсси?

Дядя и племянник повернули к дому, кузнец двинулся, за ними.

Торговец сделал движение вслед уходящим, чтобы отдать злополучную пятерку, но Кумоха остановил его:

— Эти пять рублей оставь себе, никто их у тебя не возьмет. А овец завтра продашь по той цене, по которой ты нынче ими торговал.

— Да как же… за копейки… да ведь купец-то приказал вечером пригнать, и за расчетом явиться…

— Ты когда к Тайпо пойдешь, непременно меня отыщи. Все вместе и явимся! — засмеялся Кумоха. — Только никакого расчета с тобой не будет, не надейся!

. — Как же это? Почему? — еще больше испугался торговец. — Я ведь ничего… я тебе поверил…

— Тьфу ты, какой трясун! — рассмеялся Нийкой, и тоненькая трубка в его губах закачалась от смеха, как ветка на ветру Да не дрожи ты, овечий хвост! Торг был честный и правильный. А что расчета не будет — это уж точно. Тайпо сами от покупки овец откажутся и задаток тебе оставят. Иди трать сейчас свои пять рублей как желаешь.

Кумоха взял соху под мышку и не спеша зашагал дальше. Друзья — за ним.

Растерянный торговец остался стоять среди своего стада. Его недоуменный взгляд ничем не отличался от недоуменных взглядов окружающих его баранов…

— Слышал я про этого Сийлу, — задумчиво проговорил Кумоха. — Вроде бы, прежде чем кузнецом стать, он лесорубом был?

— И еще каким лесорубом-то! — восторженно воскликнул Нийкой. — Он мог по двадцать ночей и дней топора из рук не выпускать! Один за сто человек работал — вот какие подряды брал! Теперь кузню завел собственную, возле Пудожа.

Матти пыхтел трубкой и подскакивал от нетерпения — так ему охотника перебить хотелось, самому все рассказать.

— Раз приехал богатейший купец к нему в кузницу, — начал быстро сыпать слова Матти. — «Скуй мне подкову», — говорит. Ну, Сийла сковал, почему не сковать? А купец ее согнул» как травинку: «Не годится мне такая». Сийла вторую сковал. И опять ее купец согнул. Тогда уж в третий раз Сийла постарался — сколько купец ее ни гнул, ни ломал, не поддается. «Хороша!» — сказал купец и дал Сийле полтину. А Сийла ту полтину в трубочку согнул двумя пальцами и говорит: «Не годится». Купец ему серебряный рубль подает. Сийла и его в трубочку. Тогда, делать нечего, купец золотую монету вынимает: «Эта годится», — сказал Сийла. Вот он какой! И себя покажет, и карман не забудет!

Вместе с длинными предвечерними тенями потянулись и холодные ветры с ближних озер.

— Ему-то тепло, — сказал Мокки, кивая на несущего соху Кумоху, — а мне бы самое время погреться. Ты же, Матти, хвалился, что твой кум нас ждет, а его хозяйка блины печет. Чего же мы по улице ходим?

Друзья направились к избе кума Матти, где всегда собирались рыбаки.