Лесоруб (СИ)

— Смотри, какой милый кроха! — умиляющийся Артем сунул мне под нос на перепачканной мукой ладони только что слепленный пельмень. — Пухленький, беленький!

Чтобы не огорчать будущего папочку, я покорно покивал, подтверждая — прелестен, и вздохнул. Ну с чего, елки палки, пельменям быть черными, когда мука — белая? И худыми, если мы в них напихиваем фарша, не жалея? Естественно, пухленькие и беленькие. Сложим их по одному в кипяток, сварим, и все до единого с кайфом сожрем — наши голодные альфищи, и мы, омеги.

Черные тощие пельмени, ахха. Кулинарийная экзотика для не слабонервных.

Велев внутреннему, решившему не к месту поехидничать голосу заткнуться, я аккуратно уложил очередной готовый пельмень на доску и взялся за следующий. Нудно, но необходимо. Наши альфы действительно обожают пельмени. Даже сидящий на голодной диете Макся не в силах отказаться от тарелки сего блюда. Ради Макси.

Закончивший распределять фарш Алеша бросил ложку в опустевшую миску и откинулся спиной о спинку стула. Пузик у чуда едва намечался, но поясница от долгого сидения уже ныла.

— Хочу бато-о-ончик, — омежка жалобно вскинул бровки домиком. — Инге, у тебя телефон далеко? Позвони Ване, пусть он мне бато-о-о-ончик срочно приве-езе-от?

Позавчера чудо хотело бананов, вчера — горького шоколада с орешками фундук, и никакой другой. Артем так не капризничает, ну, может, изредка. Балует Иван Павлович супруга, факт, или просто Захарка терпеливее модельера и не болтлив?

— Бато-о-ончик, — Алеша плаксиво искривил яркий, припухлый ротик. — Инге-е-е, звони-и…

Я подорвался бежать за мобилкой, пугаясь — сейчас как-ак польются слезы в тридцать три ручья, но Артем покачал головой, прося погодить.

— Алешенька, — моделька лукаво улыбался. — А какой именно батончик? Шоколадный, арахисовый, кофейный?

Алеша мигнул.

— Белый, — уверенно ответил парнишка. — Белый батончик.

Мы с Артемом быстро, с недоумением переглянулись.

— Ванильный, что ли? — мяукнул я. — Это — соевая гадость, потом изжога замучает.

Алеша фыркнул, сдувая с глаз растрепавшуюся отросшую челку:

— Не ванильный. Обычный белый батончик.

И — вдруг, без предупреждения, скуксил слегка отекшую из-за беременности мордашку, хныкнул.

— Бедный бато-о-нчик, предста-авь, — пролепетал сквозь всхлип. — Хоро-о-оший… А его ножа-а-ми-и-и ре-е-ежу-у-т на ломти-и-и… Ма-а-сло-ом ма-ажут и едя-ат… У-у-у…

Убтыть. Так Алеша о сдобной булке.

Ну… чудо.

Я хихикнул. Артем подавленно молчал, морща нос. Ох, нет… Сразу двух плакс мне не потянуть!

— Бато-о-нчик… — моделька заморгал, его большие серые глаза стремительно влажнели. — Но-ожо-ом… Жесто-око-о-о…

Жопец кырдыковый, особо ебучий.

Под хоровой, нескладный скулеж обоих беременных я деревянно встал и вышел из кухни. Куда-куда? В ванную, мыть руки и ржать.

Интересно, когда я забеременею, над чем буду плакать? Батончик. Ну выдумщики, посмешили, спасибо. Хотя…

Белый батон. Вот он лежит в магазине на полке и никого не трогает, мягкий, только из пекарни, невинный. И тут появляется рука, хватает его, кладет на доску, вторая рука заносит острейший нож… Проклятое викинговое воображение.

Наверно, батончику больно, когда его режут, но он не кричит и не плачет — ему нечем, его без глазок и ротика испекли. Бедный бато-о-ончик… У-у-у…

Тест. Тест на беременность, срочно. Похоже, в нашем омежатнике прибавилось беременных, япона едническая сила. Логично, в последнюю течку у нас с Егором рвался презерватив, а подавителей я не принимал.