Лесовичка

О, нет, она ничего не украла! И не украдет. Она только на время возьмет ключи графини, чтобы попасть в сторожку к Васе. Разве это кража! Вор тот, кто берет тихонько, без отдачи, – как мужики, которые рубили лес и увозили деревья из-под носа у отца. А она не воровка. Она вернет, положит на место. Да и потом ключи не драгоценность… Нет, нет!.. Тысячу раз нет, – не воровать она идет…

Насмешливые голоса прислуги заглохли в отдалении… Вот прохладная, с настежь растворенными окнами, зала… Вот длинный коридор… Вот и комната графини…

Ксаня с трепетом переступает ее порог. Вот пышный, весь увитый кружевами туалет из розового атласа. Ксаня бросает на него тревожный взгляд. В два скачка она у туалета. Венецианское резное зеркало отражает ее лицо бледное, взволнованное, отражает и ее растрепанную голову, и ее малиновые губы.

Ключи, как она предвидела, здесь. Они лежат на самом краю туалета, подле прелестной бриллиантовой брошки, в виде бабочки – самого ценного, самого дорогого украшения графини.

Несколько крадущихся шагов, легких, неверных, быстрых, и ключи в кармане у Ксани. Бриллиантовая бабочка, нечаянно отодвинутая в сторону, лежит одна теперь на краю туалетного стола, блестя при ярком освещении висевшей посредине комнаты лампы.

Еще миг, и Ксаня вихрем вылетает в коридор. Звуки музыки чуть слышно доносятся сюда.

В конце коридора на ее пути вырастает Василиса.

– Откуда? – шипит она. – Стойте!.. Словно угорели! У графини были? Зачем?

Ксаня молчит и молнией несется дальше.

Через минуту в комнате графини, у туалетного стола, стоит Василиса.

– Что она стянула? Что стянула негодяйка? – шепчет она трясущимися губами. – Ведь, неверное, что-нибудь стянула. Недаром же вылетела, как сумасшедшая.

Но все на месте – все безделушки, украшения и туалетные украшения. Даже не тронуты с места, а бриллиантовая бабочка с двумя изумрудами вместо глаз, случайно оставленная графиней, так и сверкает манящим блеском на плюше голубой покрышки стола.

Взоры Василисы, прикованные к бабочке, не могут оторваться. Василиса, точно зачарованная, глядит на нее. Но недолго. Какая-то странная мысль приходит ей в голову. Лицо графской домоправительницы бледнеет, усмешка кривит полные губы…

– Двадцать лет, двадцать лет верой и правдой служила!.. – шепчет она. – И чтоб из-за первой встречной дряни выговор получить, да чтобы из-за нее грозили выгнать меня!.. Ладно же, коли так… Будешь меня помнить, колдовское отродье! Покажу же я тебе…

И дрожащими пальцами Василиса схватывает бриллиантовую бабочку с изумрудными глазками и, стремительно опустив ее на дно объемистого кармана своего платья, почти бегом выбегает из комнаты.

Глава XII Печальная неожиданность. – Последняя греза

Лес… Шумит лес…

Ветерок заполз в заметно пожелтевшую листву и шевелит чуть облысевшие ветви красного клена, золотой ивы.

Червонным кажется лес. Луна выглянула из-за облаков и чуть сияет. Красивый, млечный стелется ее свет. Причудливые пятна и дрожащие тени кидает она… Таинственные, серебристо-золотые стоят деревья… Мнится временами, что кто-то прячется в их прозрачной листве…

Ксаня идет спешно, быстро. Глаза прикованы к милым, знакомым местам, к родным местам… Сердце стучит… Грудь бурно вдыхает родимый воздух… И чем ближе к чаще, тем быстрее, тем нервнее шаги, тем сильнее стучит, замирает сердце девочки.

Теперь скоро, скоро…

Мучительного месяца, проведенного в графской усадьбе, как не бывало… Она снова на воле, на свободе, в родном своем лесу… В своем заколдованном царстве!..

Лунный свет серебрит вершины, точно кудри великанов, лесных великанов. Те кивают ей, девочке, красной девочке с распущенными волосами, в странной одежде, со смуглыми руками, увитыми металлическими змеями.

– Милые! Здравствуйте!

Ксаня ликует, вырвавшись на свободу.

– Милые, милые, милые!

Еще прибавляет шагу, не идет, а бежит. Скоро, скоро, сейчас дома…

Все горести, невзгоды, пережитые здесь, вся нищета, голод, колотушки все забыто. Одна радость помнится, одни отрадные минуты… Вспоминаются длинные, за чтением пережитые, вечера, друг Вася, ее учитель… Вот сейчас она увидит его, Васю хромого…

Лесной домик выглянул сразу, точно вынырнул из посеребренных месяцем кустов. Дверь, как Ксаня предвидела, крепко закрыта на замок. Но связка ключей с графининого туалета у Ксани в кармане – можно будет открыть.

Дрожащей рукой Ксаня нащупывает ключи, вынимает, пробует. Один не подошел, другой, третий – тоже. Какая досада! А что если ни один не подойдет? Ее рука дрожит сильнее… Вот ключ побольше… Ага, наконец-то! С трепетным замиранием вкладывает Ксаня его в замочную скважину. Подошел!

О, радость!

С грохотом отскакивает тяжелый замок…

Сердце Ксани стучит!

Слышно его биение. Тук-тук-тук – точно дятел в лесу…

Дверь распахивается настежь, и Ксаня входит.

В сторожке горит ночник. Это новость. Николай Норов слишком экономен, чтобы тратить масло по-пустому. Что же случилось, почему горит ночник?

Тяжелым предчувствием сжимается сердце Ксани. Почему ночник?

В углу, на постели Норова, а не в своей коморке-боковушке, лежит Вася.