Еле ковыляя, Лесси залезла обратно в свое укрытие под дроком, Тут она тяжело повалилась наземь. Она свернулась крендельком и тихо лежала, не подавая голоса, глядя сквозь листву и стебли на иоле, где показались первые признаки рассвета. Она не могла продолжать свой путь. Так ей говорил инстинкт. Она должна лежать на месте.
Человек, когда он болен, нередко выставляет раны напоказ и рисуется своею немощью, чтобы другие видели и посочувствовали ему. С животным, живущим в природных условиях, бывает как раз наоборот. Не ища сочувствия, скорей подозревая, что всякого рода слабостей нужно стыдиться, оно уползает куда-нибудь в укромный уголок и в одиночестве ждет исхода — выздоровления или смерти.
Та же сила удерживала и Лесси в тайнике под дроком. Тяга к странствию непрестанно тревожила ее, но закон, приказывающий животному оставаться в укрытии во время болезни, взял верх.
День и ночь она лежала, свернувшись, спрятавшись, с горящими, но неподвижными глазами. Во внешнем мире вершился обычный круговорот. Сменялись чередой темнота и свет. Пели птицы. Прошли однажды полевые рабочие. Временами ветер доносил безошибочный — теплый и близкий — запах кролика. Однажды ласка, рыща в поле, мимоходом забежала в дрок, прямо против логова Лесси. Острый глаз зверька увидел что-то косматое, свернувшееся клубком. У ласки задрожали ноздри. Она постояла, не двигаясь; потом спокойно повернулась и побежала своей дорогой, как будто знала, что больное животное не захочет погнаться за ней.
Все это проходило мимо, а Лесси не шевелилась. Лихорадка неистовствовала в ней и владела ее телом.
Шесть дней она пролежала почти неподвижно. Потом, на седьмой день, в час, когда солнце клонилось к закату, она подняла наконец голову. Начала полегоньку лизать больную переднюю лапу. Природа сделала свое дело. Шип из гнойника пробился наружу. Лесси понемногу вытолкнула его языком, затем прочистила рану. Она огляделась. Медленно, через силу поднялась на ноги. Больная задняя лапа висела, не касаясь земли. Лесси медленно выбралась из своего укрытия. Заковыляла полем под гору к тому месту, где, как говорил ей нюх, была вода. Она отыскала узенький ручеек, наклонила голову и стала лакать. В первый раз за целую неделю она сейчас пила.
Пила жадно. Напившись, легла у ручья, но голову держала прямо. Подняла нос и резко, недовольно тявкнула. Встала, посмотрела на юг. Потом оглянулась на заросль дрока. Наконец она повернула назад и заковыляла вверх по косогору. Опухоль у нее опала, онемение прошло, она теперь могла вполне свободно ходить на трех ногах. Вернувшись к заросли дрока, она заползла в свое укрытие и терпеливо лежала, дожидаясь ночи.
Она провела здесь еще двое суток, ненадолго спускаясь к ручью утолить жажду. Но еды она не получала никакой, да, казалось, и не хотела есть.
На девятый день после переправы через бурную реку Лесси вышла из своего логова и прошла к водопою. Теперь она, по-видимому, могла ходить на четырех ногах, но больная задняя нога не могла нести тяжесть и только ступала, занемевшая, как бы подражая ходьбе.
Лесси полакала свежей воды, а потом, как в тот раз, подняла голову и поглядела на юг. В ее душе что-то шевельнулось. Это было чувство времени.
Приглушенное было болезнью чувство времени пробуждалось в ней, поначалу совсем слабое.
Время… время идти… время идти за…
Лесси уже снова
Она еще раз повернула голову и поглядела вверх — на поле и на заросль дрока у плетня. Но это был один только миг. Потом на одеревенелых ногах она пересекла ручей и тихо побрела, держа на юг. Лесси снова была в пути.
Это была уже не та гордая колли, призовая красавица, смело легким ходом бежавшая по дороге. Это была грязная бродячая собака, отощалая, с запавшими боками, измотанная долгодневным голодом и недавней лихорадкой. Уже не горделивой трусцой продолжала собака свой путь, а еле волочась. Да и то недолго.
Вскоре после захода солнца Лесси опять натолкнулась на преграду — уютное местечко, обнесенное сплошным забором. Посредине стоял охотничий шалаш, где в сезон охоты на дикого гуся богатые люди караулят, спрятавшись, когда стоят на тяге; но этого Лесси не знала. Она только знала, что здесь она будет укрыта и в тепле.
Не знала Лесси и того, что она только на три мили отошла от своего логова под нависшим дроком. Животное не умеет определять расстояние. Лесси знала лишь одно: что она чувствует удовлетворение Она все утро продолжала путь в том направлении, следовать которому она желала так сильно, как в жизни не желала ничего другого. Она счастливо вздохнула.
Она наставила уши и повела кончиком носа. До нее явственно дошел запах кролика.
Еда! Наконец она это осознала и захотела есть. В ней проснулся гложущий голод, и рот ее наполнился слюной. Она высунулась вперед из-за угла охотничьего шалаша. Скоро она сможет наконец поесть. И скоро, восстановив свои силы, ока снова сможет продолжать путешествие.
Она бесшумно поползла вперед.