Впереди них неслась галопом Лесси. Раза два она вдруг останавливалась, чтобы лизнуть рану — пуля задела мышцу бедра. Лесси слышала сзади скок и лай преследующих ее собак, но не прибавляла ходу. Собак она не боялась. Она хотела только уйти от человека, а все чувства ее говорили, что человек остался далеко позади. Но теперь она его боялась больше чем когда-либо. Его руки могли не только посадить на цепь и запереть — он умел вдобавок производить ужасный гремучий шум, который терзает уши и каким-то образом настигает тебя, точно длинный невидимый хлыст, и причиняет боль, как та, что жжет ее сейчас.
Поистине человек — злая угроза.
Она скакала вперед и вперед, чувствуя, что скоро, может быть, оставит их всех позади.
Но те собаки были полны свежей силы. Они не прошли полуголодные томительный путь в сотни миль. И вот они уже показались в виду. Их лай стал звонче, и, хотя Лесси прибавила ходу, насколько могла, они сейчас бежали за нею уже почти по пятам. Потом одна наскочила на нее, рвя ей зубами бок, и наперла плечом, чтобы повалить ее наземь.
Но Лесси еще сохранила всю свою доблесть. Пусть она была истомлена и голодна, все же она не сделалась трусливой. Она повернулась с быстротою молнии и стояла, бесстрашная: грива вздыбилась, губы оттянулись, обнажив клыки.
Ее поза заставила тех собак остановиться, потому что и они, хотя и не такие чистокровные, были тоже из породы колли. И они поняли предостережение.
Вот дворняжка, та чуть что, сразу наутек, точно кролик. Но дворняжек тут не было.
Как если бы какое-то беспокойство гнало ее прочь отсюда, Лесси повернулась, послушная великой внутренней тяге. Она должна идти своим путем — на юг и только на юг. Но те собаки приняли это за признак страха и бросились обе сразу. Они рванули мимо, как это обычно для колли, полоснув ее на скаку. Налететь и схватить — так колли не делают. У них не тот прием борьбы, как у бульдога; или как у терьера, который увертывается и теребит и треплет. Они всё больше норовят пробежать мимо врага и на бегу нанести ему длинную рану, сбивающую противника с ног, как удар хлыста.
Этот же прием применяла обычно и Лесси, и она инстинктивно знала, как на него отвечать. Однако, когда она становилась в позицию, чтобы встретить одного противника, тут же налетал второй, норовя полоснуть с другой стороны. Но Лесси мгновенно повертывалась, готовая встретить ближайшего из врагов. Она стояла, держа голову прямо, вся на лунном свету, бдительная, зоркая. Один из противников наскочил сзади. Она увильнула и опять стала в позицию. Но уже налетал второй. Опять она повернулась, на миг опоздав. Ее полоснуло, и она припала на две ноги. А уже опять налетал первый, прежде чем она успела встать. Все три сбились в один спутанный клубок. Лесси высвободилась. И тут все началось сызнова — одна собака наскакивает, Лесси повертывается ей навстречу, а уже налетает другая.
Битва еще тянулась, когда подоспели люди, запыхавшись от долгого бега. Прибежали и стали наблюдать.
— Сейчас не стреляй, Джок, — задыхаясь, выкрикнул Эндру. — Еще попадешь в мою Викки.
Джок кивнул, покачивая ружьем на согнутой руке. Вытянув шею, он во все глаза следил, как усталая, измотанная долгим путешествием собака одна ведет битву с двумя другими — с парой тяжеловесов, крепких, огрубевших и очерствевших в многолетнем пастушьем труде. И ему все думалось, что «пастухи» должны победить.
Но у Лесси было то, чего не было у противников: порода. Она была чистокровной колли, и за нею стояли длинные поколения самых гордых, самых лучших собак той же породы.
Теория о наследственных свойствах в животном вовсе не пустые бредни, как известно каждому, кто любит животных. Где лошадь-полукровка сдаст — и большего с нее не требуй, — там горячий породистый конь ответит вам новым порывом и рыцарственно ускорит бег, хотя бы отдавая последнюю каплю своих жизненных сил; где собака смешанной породы заскулит и уползет, там чистокровная выстоит и будет еще сопротивляться без жалобы и страха.
За Лесси победила ее породистость. Когда один противник налетел, собака бросилась ему навстречу и, не обращая внимания на другого, налетевшего сбоку, повалила его наземь. Он смиренно лег, признавая себя побежденным.
Тут Лесси сделала странный ход. Вместо того чтобы пожать плоды победы и вгрызться в горло врагу, она только твердо поставила переднюю лапу на его поверженное тело и придерживала его, как борец на арене. Побежденному, пока он не пытался двигаться, не было больно.
И вот, пока он так лежал, тихо и не сопротивляясь, Лесси приготовилась встретить второго противника. Она подняла голову, сверкая клыками, и из ее груди вырвалось, как вызов, медленное, глухое рычание.
Вторая собака поглядела на нее, и тут она тоже легла и стала зализывать ранку на своей лапе. Это было предложением перемирия.
С полминуты собаки так и держались: одна — лежа навзничь под твердой лапой Лесси, другая — обчищаясь с безразличным видом, как бы говорившим:
«Вся эта история нисколько меня не касается!»