Лестница грёз (Одесситки)

Но это ещё больше нас распаляло, мы росли, и приколы наши становились всё более изощрённые. Любимым занятием стала опять же «работа» в трамвае. На 6-ой станции мы садились в разные вагоны, делали вид на остановке, что друг с дружкой не знакомы. Едва попадался какой-нибудь более-менее приличный парень, как мы начинали строить ему глазки. Один взгляд, и он на крючке. Можно больше не стараться, сам проявит инициативу, предложит познакомиться. И кто из нас больше узнает о новом знакомом, тот выигрывает пари. На конечной остановке выпархивали из разных вагонов, и устраивалась неожиданная встреча двух подружек, не разлей вода. Один кавалер или два, как повезёт, что попались в наш капкан, стояли и терпеливо, пока мы щебетали, обменивались наскоро информацией и решали, что делать дальше, подходят эти кадры нам или нет. Бывало, назначали им свидания, но чаще спроваживали пустышку. Главное – заключенное пари сработано, кто проиграл, тот покупает мороженое или билеты в кино. Конечно, это была злая затея, и мы могли бы без осложнений не выпутаться из истории, но кто всерьез задумывался об этом, когда тебе пятнадцать или шестнадцать и кровь играет. А на улице вокруг тебя бурная весна, не время года, а взрослая жизнь бурлит и хочется быстрее влиться в нее.

Бедная тихоня Лилька Гуревич для таких дел не годилась. Мы уже с Галкой проверили, раз взяв ее с собой: в её присутствии ни один парень не рискнул подойти к нам на пушечный выстрел, обходил, как говорили девчонки у нас в классе, двадцатой дорогой. Одно выражение лица Лиленьки чего стоило! Она гордо запрокидывала назад голову, выпячивала нижнюю губу, чтобы хоть немного прикрыть торчащие вперёд зубы верхней челюсти. Она, бедняга, выбила их ещё в чудном городе Краснотурьинске. Да и одежда её поражала воображение.

Чего только стоила её так называемая шуба. Старое выгоревшее красного цвета пальто Риты Евсеевны с громадными плечами, такие носили еще до Второй мировой войны, было подбито изнутри вместо ватина такой же облезшей лисой, поэтому и называлось шубой. Правда, Лилька настояла, и ей удалось по моде нашего времени отвоевать у матери право укоротить его выше колен. Ниже следовали две тоненькие ножки в нескольких парах чулок, чтобы выглядели потолще. Они торчали из широченных голенищ сапог, купленных в Москве. Завершался наряд шляпой, сшитой приятельницей Лилькиной матери. На шляпной болванке сначала сконструировали шерстяную шапочку, а потом на неё сверху нашили три старых песцовых хвоста. Поскольку пришиты они были параллельно, то шляпа напоминала треух времён Петра Первого. И в целом этот наряд и Лилька в нём напоминали знаменитую картину вышагивающего царя по строящемуся великому граду.

Паразитка Галка всё время просила Лильку дать поносить ей на время её шляпку, убеждая простодушную «Лиленьке», что эта шляпа полный атас. Все кавалеры теперь будут у её ног Доверчивость мамзель Гуревич не знала границ, не знала границ и наша любовь к шуткам. По очереди напяливали на себя ее шубу, напяливали треух и дико хохотали, глядя на себя в зеркало, пока у подружки не наворачивались слёзы и до неё не доходило, что это спектакль. «Чего ты, Олька, после семилетки не пошла в театральное училище, сейчас бы уже была артисткой», – услышала я как-то от Лильки после очередного нашего прикола.

Мы с Галкой подшучивали с таким же успех ом и над собственными персонами. Никому из нас и в голову не приходило обижаться, а вот Лилька вдруг затаила обиду на Рогачку. Галке, однако, все это было по барабану. Больше всего доставалось мне, приходилось балансировать между обеими близкими мне девчонками или – не хотелось употреблять это классическое выражение, но все-таки употреблю – болтаться «как говно в проруби».

С Лилькой мы посещали музеи, выставки, кино. Я бесконечно выслушивала о её любви к нашей знаменитости, балеруну оперного театра. Мы бегали к Лилькиной матери в парикмахерскую, чтобы поглазеть на него живьём. Рита Евсеевна всегда докладывала нам, когда он будет стричься у Изьки, известного на всю Одессу мужского мастера. Мой дядька Леонид Павлович иногда тоже стригся у него и выглядел после этого шикарно, ра дуя Жанночку и меня с Алкой, когда мы заглядывали к ним в гости. И вот же ирония судьбы: не без участия моего дядьки обожаемый Лилькой балерун получил причитающийся по нашим законам срок, наверное, дога дались за что. Леонид Павлович долго не мог успокоиться: была бы моя воля, я бы весь оперный театр посадил и ликвидировал в городе этот рассадник. Вот это да! А мы-то думали, здесь среди мужчин-танцоров одни дамские угодники, соблазнители красивых девушек, а они, оказывается, по другому делу…