Лестница Пенроуза (СИ)

– Я ждал этого момента с тех пор, как тебя увидел в первый раз, – сказал Имс. – Я уже тогда знал, что это произойдет…

– Ты всегда все знаешь наперед, – скривился Артур, но тут же снова застонал, когда Имс стал мелко кусать его за шею.

Уже на кровати, раздевая Артура, рывками сдирая с него жилетку, рубашку, брюки, трусы, кидая все это по углам, Имс спросил, сам задыхаясь:

– У тебя ведь уже все было с мужчинами, да, Артур? Когда же ты успел? Где?

– Однажды, – прошептал Артур. – Только однажды, и недолго... Я был в Лондоне в служебной поездке… Я не… не такой.

– Как же он тебя зацепил, Арти, такого правильного?

– Он был… похож на тебя, – выдавил Артур.

– Поэтому ты так смотрел на меня, да? Поэтому? Видел во мне его? Пунктик на британцев теперь, да?

– Нет, – уже прохрипел Артур, потому что Имс вдруг с неожиданной злостью взял его за горло. – Он был совсем не такой… красивый…

Имс взглянул внимательно ему в лицо, хмыкнул, отпустил и шлепнул по заднице.

– Теперь будешь весь мой, – заявил он.

И Артур даже не смог ничего возразить. Ему было непривычно сладко с Имсом, никогда ни с кем так сладко не было, он щупал его мускулы, пытался ответить на поцелуи, облизывал его полные губы, упиваясь моментом. А потом совершенно бесстыдно извивался и приподнимался на лопатках от удовольствия, когда Имс, наконец, начал в нем двигаться, прижав его к кровати своим тяжелым телом. И, кажется, не только стонал и кричал, но и умолял, и требовал еще и еще, хотя они оба уже взмокли, как лошади после бешеного забега, но Артуру все было мало – он хотел, чтобы это никогда не кончалось.

В голове у него рассыпались искрами красные и золотые фейерверки, и такие же фейерверки взрывались в каждой клетке его истерзанного, утомленного Имсом тела. Имс делал с ним такие вещи, о которых Артур знал только понаслышке, да и то не был уверен, что это правда – ему казалось, даже не все женщины легкого поведения на такое соглашаются… Но ни у одной женщины он еще не встречал такого рта, как у Имса, и не одна женщина не смогла бы вытворять такое с его членом, такое, от чего Артур орал, как резаный, так ему было стыдно и хорошо.

Вообще, еще никто – ни доступные девушки, ни тем более тот мужчина-англичанин – не целовал абсолютно все его тело, не гладил и не щупал везде, как Имс, так, что ничего тайного не оставалось. Артур чувствовал себя чьей-то собственностью впервые в жизни. Это было упоительно. И жутковато. С ним случилось то, чего он больше всего на свете боялся и о чем больше всего тайно мечтал – он потерял контроль. Не только над ситуацией, но и над собой. Потому что тот парень, который сейчас со стонами публичной девки терся о другого парня, глумливого, похабного и, как оказалось, татуированного, как матрос (тоже мне, молодой ученый!) – не был Артуром, которого все знали. Не был даже тем Артуром, которого он сам знал.

Но ему было плевать, потому что он кончил четвертый раз за ночь, уткнувшись лицом в подушку и пуская на нее слюни и слезы, – от далеко не нежных движений, от грубоватых рук, которые оставляли на нем синяки, грязный от пота и спермы, задыхаясь от восторга, от стыда, от свободы, от яростной жажды тела другого человека…

***

Проснувшись, он обнаружил, что обнимает Имса. Тот не спал и внимательно смотрел на него. Глаза у него были сейчас не серые, а зеленые, нечитаемые.

Артур все вспомнил, и на него моментом обрушилась дурнота. Нельзя, этого было делать нельзя... Он не мог бы объяснить, почему, но чувствовал страшный запрет. И дело было не в том, что Имс был парень или коллега. Дело было в том, что Имс был Имс. Его нельзя было пускать в свою жизнь, это могло закончиться плохо, очень плохо, Артур предвидел.

– Артур, только не начинай… – словно прочитал его мысли Имс и тяжело вздохнул.

Артур молча убрал его руки и встал с постели, открыл шкаф, вынул полотенце и халат.

– Я пойду приму ванну, – спокойно сказал он, стараясь не смотреть на растерзанную постель и особенно – на Имса. – А тебе пора уходить. Я… я завтра сообщу профессору, что прекращаю работу.

– Артур, ну что за детство!

– Имс.

И Имс замолчал.

Артур открыл воду, сел на край ванны и стал слушать, как Имс одевается. Квартира была маленькой, каждый звук раздавался в ней отчетливо.

Хлопнула входная дверь, и Артура, словно магнитом, притянуло к окну. Он стоял и смотрел, как Имс выбежал из двери, быстро спустился по ступеням крыльца, открыл дверцу лимузина – смотрел и не мог оторваться, что-то рвалось в нем, и было так больно, что Артур не мог вдохнуть. Что-то острое бритвенным лезвием встало поперек горла, и никак нельзя было глотнуть воздуха. И нельзя было отойти от окна, ни за что.

Имс вдруг поднял глаза – и увидел его. Шарахаться было поздно. Имс увидел все: как Артур смотрит, и как бессильно опирается спиной на стену сбоку окна, и как судорожно зажимает в руках занавеску.

Дверь распахнулась через минуту, Артур даже и не подумал ее закрыть, и Имс влетел в комнату, как разъяренный вепрь, притиснул Артура к стенке, сжал шею обеими руками.