Лестница Пенроуза (СИ)

«Он ведет себя так, как будто ему все позволено», – писал этот человек в 36-ом году.

«Это невыносимо, он хам!»

«Мне плохо без него, я не знаю, что со мной, но мне плохо без него… мне его не хватает. Я очень жду, когда он вернется, очень. Только бы он не узнал, что со мной», – писал он через полгода.

«Он узнал, и я не знаю, я счастлив или же наоборот», – это было написано еще через два месяца.

«Я не могу поверить, что будет война. Это все разрушит, я не могу поверить», – это 38-ой.

«Он не может поехать со мной. А я не могу остаться», – это 39-ый.

«Господи, пусть он останется жив, пусть только он останется жив! И пусть он никогда не узнает, что со мной. Или нет, пусть узнает, что меня забрали по вине человека, которого мы оба считали своим другом… Пусть когда-нибудь, если он найдет вдруг этот дневник, узнает, что это Нэш – Нэш, которого мы никогда не привечали, не замечали, Нэш, который никогда ничем не выдавался, встретил меня здесь в обличье офицера СС, когда я по собственной глупости попал в гестапо. И когда он сумел подняться до офицера, ведь действительно никогда ничем не блистал… И только я увидел его, понял, что мне уже не выбраться, что это конец. Это по его приказу я сейчас распределен в лабораторию того ведомства, о котором мы не раз говорили, и я все смеялся… Какой же я был дурак…»

«Я скучаю по тебе. Я так скучаю по тебе. Если бы ты знал».

«Этого надо было ожидать – лабораторией дело не кончится. Это было только начало».

«Теперь я понимаю, что сразу полюбил тебя, с первого взгляда. И отрицал это только потому, что был полный идиот. И понимаю, что не надо было мне уезжать от тебя. Несмотря ни на что. Зачем ты отпустил меня? Зачем ты бросил меня?»

«Мне очень холодно. Но не страшно, нет. Ну почти. Я ведь видел много чудесных вещей. И прожил прекрасную жизнь. Я уверен, одну из самых прекрасных».

«Я снова видел Нэша – но я ему не интересен. Я ведь уже почти труп. Теперь его интересуешь ты, он спрашивал, где ты. Но ты ему не по зубам. Да, я уверен, точно не по зубам».

«Если узнаешь, ты за меня отомстишь».

«Ты мне сегодня снился, горячий и пошлый, как всегда. От тебя пахло жареными орешками, и ты смеялся. И я согрелся. Это невозможно, но я согрелся».

«Помнишь, мы с профессором говорили, что есть такое место во снах, которого надо опасаться, – лимб, чистое подсознание, и там можно застрять навсегда, остаться взаперти в своем разуме. И что время там идет – часы за годы. Вот если бы я мог застрять там с тобой – мне бы больше ничего не надо было. Или если бы можно было застрять где-то в лимбе, как его представляют католики, – когда умрешь. И подождать тебя. Ты бы пожил по полной, порадовался жизни, а я бы тебя дождался… Мне же все равно больше ничего не надо…»

«Вдруг я все-таки каким-то образом выберусь, и ты найдешь меня? Ну вдруг?»

«Любовь – это самое страшное, что случается с человеком. Даже смерть легче».

«Я хочу перестать думать о тебе. Очень хочу просто не думать о тебе. Ведь нет никакого лимба».

«Я почти не помню о тебе. Не помню, как ты выглядишь, как звучит твой голос, какие у тебя руки… Ничего этого не хочу помнить. И так боюсь забыть…»

«Обещай мне, что найдешь меня, слышишь? Или хотя бы, что отомстишь…»

***

У Артура была совершенно бессонная ночь. Наутро он увидел в зеркале черные, чудовищные круги под глазами. Где-то в глубине мозга все бились заполошным сердечным ритмом слова из дневника, окатывали тело лихорадкой. Но все это лишь подстегнуло его совершить определенную цепочку действий: принять холодный душ, побриться со всей тщательностью, надеть – на голое тело – «тот самый» пижонский голубой костюм, вызвать Михаила на час раньше, загрузить в багажник мерседеса свои чемоданы и направиться прямиком к Имсу.

Наградой ему было лицо Имса, еще только вставшего с постели, босого, полураздетого, удивленно и недовольно распахнувшего двери и узревшего живописнейшую картину.

– О! – только и сумел вымолвить Имс, когда до него дошло, и – второй раз, когда разглядел подробности. – О!

Артур втащил в квартиру чемоданы.

– Решил оставить свои интеллигентские истерики? – расплылся Имс. – А то, что ты надел этот милый костюмчик без белья и приехал пораньше, как-то связано между собой, так ведь, darling? Не разочаровывай меня. – Он демонстративно облизнулся.

– Я тебя разочарую в другом. Мы не едем сегодня на работу. Я отпустил Мишу.

– Но?.. – заикнулся Имс. – У меня сегодня совещание! И…

– Позвони, скажи, что резко заболел и лежишь весь несчастный в постели с температурой. И что я при тебе, как всегда.

Имс, наконец, разглядел его лицо.

– Что-то случилось? – тихо спросил он.

– Позвони сначала, – бросил Артур и упал на диван почти навзничь, раскинув руки.

Отдаленно подумал, что Имс как никто вдохновенно врет по телефону. Так мило, правдоподобно и совершенно убедительно.

Пока размышлял над этим, Имс оказался рядом на диване, запустил руки под пиджак, державшийся всего-то на двух пуговицах, начал гладить голую поясницу, потерся небритым подбородком о шею, оплелся вокруг Артура, как большая и сильная змея.

– У тебя губы запеклись…