Не зная, чего ожидать, я приказал охране до конца тура работать жёстко. В Филадельфии парень с камерой подошёл к сцене во время исполнения «Stairway to Heaven», но на него напали два вооружённых головореза из охраны. Они измесили парня так жестоко, что Джимми не мог без содрогания смотреть на ужасную сцену, разыгрывавшуюся перед ним. Он подошёл к краю сцены, словно хотел вмешаться. Но когда рассмотрел избиение вблизи, то просто опустил голову и отошёл обратно, не в силах смотреть на этот беспредел.
— Что за фигня творилась сегодня? — орал он на меня после концерта. — Мы должны найти менее жесткий способ контролировать ситуацию.
Я симпатизировал больше в тот момент службе безопасности, чем Джимми. Я провел много времени на линии огня и понимал, когда служба безопасности нападает, то на это имеется причина, пусть даже это и собственные страхи. Иногда мне казалось, что толпа сокрушит нас, и это будет битва не на жизнь, а на смерть. На том же концерте чуть позже группа фанатов собралась перед сценой, я сразу подошёл туда и начал лупить молотком по коленям.
Полицейские многому меня научили, когда занимались вопросами безопасности на наших концертах. В Питтсбурге один из них с гордостью делился тактикой контроля толпы.
— Я могу тебе дать свою дубинку, если придётся пару раз дать кому-то в челюсть! — сказал он спокойно и передал налитое железом орудие.
Он также показал, как спрятать небольшие веса в перчатки, из-за чего последние превращались в смертельное оружие.
— Некоторые копы пользуются этим для усмирения толпы.
Мысленно я отметил для себя, что нужно занимать сдержанную позицию.
Но к середине тура вопрос безопасности перешёл в наваждение. В США я никогда не носил оружия — и никогда не пересекал черту. Но нож или молоток — обязательно. С ними я чувствовал себя спокойнее в определённых ситуациях.
В ночь перед концертом в Мэдисон Сквер Гардене, когда уровень стресса достиг предела, я сказал Питеру:
— Я чувствую себя сотрудником спецслужб, охраняющим президента, и знаю, что каждая секунда несёт в себе угрозу чего-то страшного. Рано или поздно мы достигнем точки, в которой проблемы перестанут иметь значение. Мы еще далеко, но это произойдёт.
44. Танцующие дни
Когда мы добрались до Нью-Йорка для шести концертов, то остановились в отеле «Плаза». Номер Джимми Пейджу показался слишком претенциозным, «сравнимым с дворцом в Версале». Джона Бонэма не волновало, аскетичный или роскошный его номер. Если в нём стоял стол для бильярда (в Нью-Йорке и Чикаго стол был всегда), остальное не имело значение, даже наличие воды.
Где бы мы ни бывали, в Нью-Йорке или где-нибудь ещё, наши часы никогда не совпадали с временем города. Ночью мы не спали, переживая нервное возбуждение от концерта, а когда силы нас покидали, восходило солнце.
В Нью-Йорке нам позвонил Мик Джаггер и пригласил съездить в Гарлем вместе с ним и Ронни Вудом. Джимми, Бонзо и я предпочли ночную прогулку отелю. Я вызвал пару лимузинов, внизу мы встретились с Миком и Ронни. Джимми залез в первый лимузин с роллингами. Бонзо хотел ехать вместе с ними, но они велели ему забираться во вторую машину, чему тот не обрадовался.
По дороге в Гарлем водители переговаривались друг с другом по радио, обсуждая опасности ночного Гарлема.
— Как думаешь, нужно нам ещё оружия или хватит? — спрашивал один другого. Судя по интонациям голоса, он не шутил.
Слушая этот разговор, у Бонзо загорелись глаза. Он еще не отошел от отказа ехать в главном лимузине и, проезжая возле фонаря, сказал водителю:
— Мэтти, я знаю, у тебя есть оружие. Разряди его и дай мне.
Мэтти проверил «Беретту» и передал Бонэму.
— Окей, — сказал Джон. — Догони их лимузин.
Когда две машины поравнялись, Бонзо проговорил губами Мику: «Приспусти окно». Мик улыбнулся, с радостью выполнив просьбу. Когда окна были открыты, Бонзо вытащил пистолет нацелился в них.
— Я научу вас, козлов, как кидать меня.
И хотя я знал, что пистолет не заряжен, вид направленного на тебя оружия всё равно заставил понервничать. В другом лимузине с ума сошли от страха, послышались вопли. Мик, Ронни и Джимми кинулись на пол. Их водитель нажал на газ и проскочил на два красных светофора, убеждённый, что из-за Бонэма станет убийцей.
В клубе Бонзо объяснил, что разыграл их, но остальные от злости ничего смешного в этом не увидели.
Один из вечеров в Нью-Йорке выдался особенно морозным, и Роберт ворчал по поводу погоды.
— Кто планировал этот хренов тур? — бурчал он, глядя на меня. — Что случилось с летними турами? В Сибири и то, наверно, теплее.
— А что, — ответил Бонзо. — Давайте вернёмся в Лос-Анджелес. Будем играть в бильярд и бухать. Или даже лучше, забудьте бильярд. Просто проторчим целый день в «Рэйнбоу», а вечером вернёмся в Нью-Йорк.
С личным самолётом всё возможно. Кроме топлива, никаких расходов. И мы могли пить прямо на борту.