Лестница в небо

— Про то, что случается с незаконнорожденными детьми Потемкиных, мы поговорим как-нибудь отдельно, — не к месту вспомнились мне малоаппетитные подробности из укладки Арешиной, — Проблема в том, что дед Потемкиных ненавидел. Люто, до дрожи! Ты его не знал, поэтому бесполезно тебе это рассказывать, просто поверь на слово. А тут вдруг их ублюдка, давай называть вещи своими именами, не просто вырастил, а в род принял. И воспитывал наравне со своим внуком так, что я про него только хорошее вспомнить могу. Как тебе такое?

— Может, смягчился к старости? — Олег немного растерян. Даже у него слова «смягчился» и «глава Тайной Канцелярии» с трудом укладываются в одном предложении, а чего уж говорить обо мне, знавшем деда лично?

— Ну-ну! Мы точно об одном и том же человеке говорим?

— Какая разница, что ему в голову взбрело на старости лет! Он уже умер! Или ты в этом не уверен? — горячится друг.

— Умер, я сам на гроб землю кидал, тут без вариантов. А вот единомышленники его живы и здоровы. Гришка Осмолкин из их числа, возможно, есть и другие где-то вокруг меня.

— А паранойи у тебя часом нет?

— Даже если у вас есть паранойя, это не значит, что за вами не следят, — назидательно цитирую я старую шутку.

— Я ему был нужен, чтоб свалить Потемкиных, — уже серьезно продолжаю, — Как — не знаю. И даже не уверен, что это лично его идея, не один же он планировал эту месть.

— И кто, по-твоему, мог указывать бывшему главе Тайной Канцелярии?

— Есть варианты… — уклоняюсь от ответа. На самом деле Земеля и сам знает ответ, но не принимает его — слишком уж фантастичен: только один человек мог потребовать от Васильева-Морозова что-то. Какое-то время Олег ждет продолжения, но все, что хотел, я уже рассказал. После нескольких минут тишины возвращаюсь к началу разговора:

— Собственно, история моя сейчас роли никакой не играет, просто сходство с Потемкиными в дальнейшем может боком выйти. А что касается всех этих торжеств и балов… Ну, посмотрел я, как знать поживает, впечатлился. Мне до такого, как пешком до Китая. Только, сам понимаешь, я им исключительно как игрушка Задунайских интересен был. Может через несколько лет и сам по себе смогу, а пока… — не закончив фразу, машу рукой.

— Ладно, понял, — не знаю, что он там понял, но тему закрываем, — Кстати, о Китае, точнее китайцах. Я тут нашим звонил, так вот, У и Чжоу пропали.

— Как пропали? — не на шутку переполошился я.

— Просто одним утром ушли и не вернулись.

— Так, и что?

— Борька у Ли спросил, тот ответил, что волноваться не надо, уехали по делам.

От сердца немного отлегло, непонятки продолжаются, но, похоже, это никак не связано с моими перипетиями. По крайней мере, их не похитили, не убили, а ушли они добровольно. Обидно, конечно, но переживу это.

— Уехали, значит, уехали, — устало откликаюсь, — Вольную им подписал, так что свободные люди, имеют право. Все равно отсюда ничего не сможем сделать. Еще что наши говорят?

— Ждут нас, они, похоже, след похитителей фур взяли. Я не все понял, Костин шифровался по телефону, но вроде как есть, кого расспросить, дело за твоими талантами.

— Хорошая новость. Еще что?

— У них больше ничего. Я пару вариантов для нас присмотрел, но решение за тобой. Ваньку проведал — обживается в общежитии, но хочет потом квартиру снимать. Тебе привет передает, ждет в гости. Предлагаю завтра утром склады посмотреть, Метлу навестить, и в Москву, если дел больше нет.

— Есть у меня одно дело. Так что ты в Москву, а мне задержаться придется еще на день-два.

— Фуры могут уйти, — предупреждает Олег.

— Плевать, мое дело важнее.

Земеля внимательно осматривает меня и веско произносит:

— Я с тобой тогда.

— Вряд ли тебя туда пустят, но, если останешься, буду благодарен. Мне спокойнее будет.

— Плохие предчувствия? — всерьез интересуется пилот.

— Нет, ничего такого. Хочу просто поговорить кое с кем.

Мне уже надоело, что многие вокруг знают обо мне больше, чем я сам.

Не пора ли узнать причину?

Интерлюдия.

Жарко. Стены монастыря давали прохладу, но при любом выходе наружу ряса липла и путалась в ногах, напоминая о принятом сане. Нет, старик не тяготился своим монашеством. Лет ему было немало, жена давно скончалась, упокой Господь ее душу. Да и молодым стоило дать дорогу…

— Господин, к вам посетитель, — постучавшийся послушник доложил как-то неуверенно, что сразу привлекло внимание.

— Ко мне? — мало ли кто мог приехать, но именно сегодня никаких визитеров не ожидалось.

— Он сказал — к монаху лет семидесяти восьми, принявшему сан в июле 1996 года, и, обладающему влиянием.

— Любопытно…

— Из всей братии только вы подходите под определение. И еще, он передал это, — послушник развернул грубоватую ткань, являя на свет старинную золотую чашу с вложенным документом, — Мы все проверили, чаша чиста, бумага тоже.