Лестница в небо

– Хорошо! Слушай дальше. Сначала все шло прекрасно. Закинулся антирадом, ибо там фон запредельный был, маску надел модную, костюм там с замкнутой системой дыхания у ученых подрезал. Все как полагается, короче. Залез я в село, обшариваю дома, что закопать не успели, и вдруг понимаю, что голова болеть очень сильно начинает. Прям до не могу! Снял маску, не думая о последствиях, и услышал что-то за стенкой. Ну, я струхнул, за автоматик схватился, выглянул. А там мужик сидит в кресле трухлявом. Искатель. В экипировке, с оружием. Знаешь, сидит, смотрит в одну точку, хрипит и бурчит себе под нос что-то. Я прислушался, а он… – Огонек, хрипя после каждого слова, попытался сымитировать голос того самого искателя: – «Мы скоро вернемся, не переживайте, близкие. Папа скоро вернется, только найдет дорогу, только дорогу найдет». И дальше хрипит и рычит, как натуральный зомби. И пена изо рта льется, как у собаки, что бешенством болеет. А я засмотрелся, стою, как истукан, ну мужик и повернулся ко мне, взгляды наши пересеклись – у меня аж оружие из рук выпало! Пустые глаза, стеклянные, как у покойника, а выражение лица – как у натурального дебила. Узнал я мужика. Сенька Пловец это, за несколько дней до меня ушел с «Янова». И он меня узнал. Улыбнулся и поздоровался даже. Пистолет достал, посмеялся, на меня глядя, к подбородку – и бух. Мозги по стенкам. Я автоматик подхватил да из дома этого ходу.

– Охренеть. И как это его?

– Пси-аномалия в доме, возможно. Я, когда вышел оттуда, понял, что вроде и башку отпустило, и легче стало. Да только без маски я был. Вспомнил резко. Накинул ее вновь. Думаю, валить из села или в садик все же сунуться? Ну, выбрал второе. Идиота кусок.

– А в садике что? – Сурен и сам успел доесть, за чаек взялся.

– А в садике еще сталкеры ополоумевшие. И знаешь, самое страшное-то было в том, что не агрессивные они совсем, а вот как пациенты в психушке. Иду я по коридорам, заглядываю в кабинет за кабинетом, и снова начинает болеть голова, и снова снимаю маску, хотя не собирался этого делать. Как приказал кто-то. И снова начинаю слышать голоса других ребят. Не выдержал, спрятался за детскими шкафчиками. Они, сумасшедшие эти, из кабинетов вышли, по коридору пошли тому самому. И снова я слышу эти хрипы и стоны. Рычание. До сих пор по ночам снится иногда. Идет один, первый который. И вопит на всю: «Болит, болит… все болит». И за ним: «Жить! А мы скоро вернемся». И еще один: «Кровь… много крови… не надо крови… а ночью красиво… только холодно». И так они все. – Огонек сглотнул. – Сука. Ну, я психанул, вскинул автомат да положил всю эту кодлу. Они на меня даже не посмотрели, даже не попытались обороняться. Я их всех и расстрелял, собрал хабар с трупов, узнал почти каждого. Со всеми когда-то пересекался, на «Янове» том же. Боже… Надо было бежать уже тогда, а я дальше пошел, вглубь. И услышал голоса мертвых детей. Они плакали, кричали, смеялись и о чем-то спорили. Потом меня глючить начало, я увидел все так, как будто вернулся в прошлое. Садик целый, детсадовские группы ребятишек, что в столовую собирались идти. Затем голос в моей голове, уже не детский, а грубый, мужской, что начал вкрадчиво предлагать мне закончить страдания. Я думаю, что это вполне логично, что нужно разогнаться и шагнуть в подрагивающую в конце коридора аномалию. И чувствую, что слюна по хлебальнику стекает, как у тех же ополоумевших. Автоматик в руках, краем сознания додумался вжать спуск до упора. Нафигачило в закрытом помещении – будь здоров, по ушам так вдарило, да пуля, рикошетнув, в меня попала. Отрезвило мигом. Не помню, как выбрался, не помню, как доковылял до станции. Помню только, что пацанам рассказал, что не дошел, что фанатики подстрелили. Была у нас группировка религиозных фанатиков, поклоняющихся какой-то хрени внутри саркофага чернобыльского. Не забыл еще о майоре Дятченкове, о котором я упоминал?

– Да…

– Вот он и помог перебить всех этих фанатиков. Тогда они еще орудовали в Зоне, стреляя во всех без разбора. У «Янова» их было много, и мне поверили.

– А почему не рассказал, что произошло в селе? Спас бы жизни многим сталкерам, что туда после тебя полезли бы…

– Кто мне поверит? За сумасшедшего примут. Да и как объяснить смерти стольких пропавших без вести сталкеров? Скажут еще, что сам убил, а то, что их что-то зомбировало, выдумал.

– А дальше с Копачами что случилось? Так и пропадают там?

– Нет. Снайпер «Анархистов» и Кот, который майор тот, в это село ушли как-то. Ночью оно сгорело дотла. Вернее, все, что от него осталось на тот момент. Они никак не комментировали. Сказали, что так было нужно. И на этом все закончилось. Копачей больше не существует.

– Офигеть. Правда.

– И я о том же. До сих пор ссусь. Не знаю почему.

– Но если там аномалия, то вряд ли пожар бы помог?

– Да хрен его знает, что там, рядовой. Хрен его знает. Я не проверял. И другие не лезут.

– А почему тебя Огоньком прозвали?

– Люблю всякую хрень мутить огнеопасную, отсюда и прозвище.

– Понятно.