Стоит отдать ему должное: музыкантом он был поистине талантливым. Из-под его пера выходили чудесные строки, создающие удивительную гармонию с написанной им же музыкой. И, исполняя эти песни своим красивым, поставленным низким голосом, он довольно быстро завоевал юное девичье сердечко. Наш роман развивался бурно и под наблюдением папарацци. Всё казалось просто замечательным, мне, казалось, больше не о чем было и мечтать; мы провели вместе восхитительный год, прежде чем я начала осознавать, что в наших отношениях что-то идёт не так, как должно бы. И, когда я узнала причину своего беспокойства, отчаянию моему не было предела.
Хэнк сидел на героине. Это пристрастие появилось у него уже в тот период, когда мы были вместе. Конечно, он порой баловался травкой, амфетамином и другими, как он их называл, “стимулирующими творческий процесс” веществами. Влюблённая без памяти, я закрывала на всё это глаза, убеждая себя что “стимуляторы” не вызывают зависимости. Но употребление героина стало для меня огромным камнем преткновения для продолжения этого романа. Я много раз умоляла Хэнка бросить это “баловство” (именно этим словечком он называл своё пристрастие), ставила ультиматумы, грозилась уйти. Последнее на него даже действовало по первым порам, он завязывал, но после снова неизбежно срывался.
Вы знаете, что и я не была такой уж фанаткой здорового образа жизни; было бы лукавством сказать, что я просто не переносила рядом с собой человека, чья любовь к наркотику была сильнее привязанности ко мне. Но зависимость Хэнка никак не вписывалась в мою картину “радужного будущего”. Ту картину, где домик на побережье сиял издали белоснежным кирпичом, окружённый голубым забором, где любящий и любимый муж играл в свете закатного солнца с детишками, где была будка с огромной собакой и бесконечное счастье - то, о чём я мечтала с детства. И, конечно, безнадёжному наркоману в этой картине места не было. Да и флёр первой влюблённости к тому моменту рассеялся, и я стала понимать, что, пожалуй, Дуайт - не “мой” человек.
После очередного его срыва я ехала к нему для того, чтобы заявить: между нами всё кончено. Я обнаружила Хэнка в его квартире в компании незнакомых мне людей - и в наркотическом угаре. Стоя на пороге, я и слова сказать не успела, как он за руку втянул меня за дверь и представил меня гостям, как свою девушку. А после, заметив, какими взглядами моё худенькое тельце оглядывают его “друзья”, предложил поразвлечься со мной, заявив, что пустить меня по кругу было бы очень забавно и разнообразило бы нашу с ним сексуальную жизнь. Я до сих пор не понимаю, как мне тогда удалось вырваться, под гогот компании Хэнка крикнув ему, чтобы не смел ко мне более приближаться; пришла в себя я только на полпути к дому.
А в тот же вечер Хэнк отправился в какой-то задрипанный клуб. Несмотря на то, что заведение не отличалось престижем, молоденький администратор отказался пустить туда очевидно неадекватных людей. Разозлившись, Хэнк впечатал паренька лицом в асфальт и добавил сверху - так, что несчастный администратор провёл несколько недель в больнице. История скоро стала достоянием общественности, и, хотя Хэнк откупился от обвинений в нанесении тяжких телесных повреждений, его карьера закончилась. Из группы его выгнали, и больше ни один клуб или площадка не желали иметь с ним каких-либо дел. Он сам похоронил своё будущее, но в первые месяцы после разрыва я неоднократно слышала от общих знакомых, что в своём поражении он обвиняет только меня одну. Возможно, я и придала бы слухам больше значения, но как раз тогда события вихрем закрутились вокруг меня, события, следствием которых стало моё замужество.
И вот теперь, кажется, Хэнк Дуайт решил… отомстить мне? Я какое-то время не знала точно. Какое-то время (должно быть, прошли дни или даже пара недель, я не могла сказать точно, ведь в моей “тюремной камере” не было ни окон, ни часов, по которым можно было бы сориентироваться во временных промежутках) он преданно ухаживал за мной, поил таблетками и кормил. Я мало ела, потому что меня часто тошнило и было неприятно принимать еду из его рук. Всё это время я не делала попыток завести с ним беседу, молча размышляя, что он задумал по отношению ко мне, да и он не был разговорчив. Когда мои головокружения совсем отступили, вместе с ними закончилось и нарочито добродушное отношение Хэнка ко мне.
В тот день он пришёл ко мне, убитый дозой: до моего исцеления он всегда был в здравом рассудке. Я, взглянув в глаза с суженными зрачками, испытала страх впервые с того момента, как увидела его в дверном проёме комнаты, где была заточена.
- Почему ты не носишь той одежды, что я тебе купил? - обманчиво ласковым голосом поинтересовался он, оглядывая меня. Я лежала на кровати, свернувшись калачиком, по-прежнему одетая в джинсы и свитер, в которых была в день похищения. И мои цепи всё ещё сковывали мне руки и ноги. Теперь, не отвлекаясь на тошноту и предательские мушки в глазах, ещё недавно мешающие мне думать, я обдумывала план побега.
Так что я не удостоила Хэнка ответом.