Let's start over!

- Придётся всё-таки вернуть наручники на место, - не обращая внимания на моё сопротивление, словно бы мои удары (я колотила его руками, не особенно понимая, что делаю) были лишь щекоткой, сказал Хэнк. Некоторое время он ждал, пока я успокоюсь, а потом перехватил мои запястья одной рукой, а другой полез под подол сарафана. Я снова постаралась вывернуться. Безуспешно.

- Убери от меня руки, - прошипела я, когда надетое на меня Хэнком же бельё поползло в сторону коленок. До меня так и не дошло, как смел он ранее надругаться надо мной; мой мозг словно бы отказывался принимать тот факт, что я оказалась изнасилованной. Но допустить этого снова я не могла.

- Что меня в тебе всегда нравилось, - игнорируя мои слова, протянул Дуайт, - ты умудряешься сохранять свою гордость даже в самые неприятные моменты. Это твоё надменное выражение лица, приказной тон. Не представляешь, как это возбуждает, Браун.

Словно в подтверждение его слов я с отвращением ощутила, как его член ткнулся мне в бедро. Меня затошнило.

- Саутвуд, - выплюнула я, - моя фамилия Саутвуд, ублюдок.

Что разозлило его больше, я не знала - обращение “ублюдок” или же то, что я напомнила о своём замужестве, но неожиданно он вскочил на ноги, нагнулся и больно потянул меня за ушибленную ранее руку. Нетвёрдо встав на ноги, я тем не менее вскинула голову, глядя на своего мучителя в упор, зачем-то бросая ему вызов. Прежде, чем я успела сказать хоть слово, на мою скулу обрушился мощный удар, и я упала на кровать.

- Твоя фамилия, - презрительно кривя лицо, которое мне когда-то казалось красивым, сказал Хэнк, глядя на меня сверху вниз, - теперь уже никак, детка. И я буду называть тебя так, как мне заблагорассудится. Ты поняла меня?

Лёгкое платьице оказалось сорванным, а мои бёдра - раздвинутыми. Странно, что я ещё пыталась сопротивляться, но моя хрупкость в сравнении с силой находящегося под наркотическим стимулятором Хэнка ощущалась особенно остро. Ему хватило лишь впиться рукой в моё плечо, чтобы пригвоздить меня к кровати и лишить способности двигаться; другая рука прижимала к постели мою ногу, а своим бедром он больно упирался в моё. Член жёстко толкнулся в моё сухое лоно, и я с трудом подавила крик. Да, это было больно, до такой степени, что у меня темнело в глазах от ощущения того, что меня разрывают на части, и хотя в прошлый раз мой мозг сжалился надо мной и я ничего не осознала, теперь я понимала всё. Однако же в тот момент чувство обиды, непонимание того, как это могло случиться со мной и нежелание демонстрировать свою слабость хрипло дышащему над моим ухом мужчине заставили меня сдержать рвущиеся из груди крики, которые грозили огласить комнату с каждым его движением.

В конце концов всё было кончено; Хэнк скатился с меня, а я всё так же лежала в неудобной позе, отвернув лицо.

- Раньше ты подо мной визжала, как кошка, - деловито заметил мужчина, протягивая ко мне руку. Его пальцы впились в мой подбородок, и он насильно повернул меня к себе. - Что, хочешь домой к муженьку? Сука.

Он поднялся, поправляя одежду, и, не оборачиваясь, сказал:

- Тебе придётся смириться с тем фактом, что ты теперь принадлежишь мне. Безраздельно.

Я ничего не сказала, наблюдая, как он покидает комнату, но пообещала себе, что он никогда не сумеет меня сломать.

Прошло не так уж много времени, и данное самой себе обещание я нарушила.

*

Я не знала, сколько дней, недель или месяцев прошло с того момента, как я оказалась оторванной от своей семьи. Очевидно, я находилась где-то в подвале, раз нигде не было и намёка на окошко, но я не могла быть уверена в этом на все сто процентов. Хотя, впрочем, я не особенно теперь интересовалась такими вещами.

Для моего семейства я была мертва и похоронена. И с каждым визитом Хэнка во мне крепла уверенность, что они правы. Я больше не чувствовала, что живу. Моё существование сводилось к бессмысленному лежанию на кровати - ну или на ковре, где я порой отключалась, оставленная Хэнком, - от одного прихода Дуайта до другого. Поначалу я испытывала дикую панику, заслышав лишь скрип двери, но в конце концов и этот звук, и то, что за ним следовало, стало мне безразличным.

Когда всё только началось, я даже находила в себе силы удивляться его жестокости. Однажды Хэнк отхлестал меня по бёдрам ремнём, да так, что я несколько дней не могла лежать спокойно. Его сильно раздражало отсутствие реакции моего тела на него. За это я получала каждый раз, когда он меня насиловал. Вкус крови из моей хронически разбитой губы стал для меня привычным.

В моих “покоях” не было зеркала, так что я не могла видеть, как сильно от “ласки” Хэнка пострадало моё лицо. Но зато я знала на пересчёт каждый синяк на моей белой груди, каждый кровоподтёк на руках, а мои бёдра, в которые регулярно толкался худым тазом Дуайт, были сплошь фиолетовые с внутренней стороны. Поначалу меня это сильно беспокоило, а потом перестало.